Применение качеств

Применение качеств

Глава первая

С чего началась история раби Акивы? Рассказывают, что ему было сорок лет, а он ничему не учился. Однажды он подошел к колодцу и спросил: «Кто подточил этот камень?»... Сказали ему: «Акива! Разве ты не знаешь, что вода точит камни?» Туже раби Акива сделал свой логический выводе «Если мягкое подтачивает твердое, то слова Торы — твердые, как железо, тем более сумеют подточить мое сердце».

(Авот дераби Натан 6:2)

И это непонятно. Если раби Акива с самого начала хотел учиться и набираться мудрости, о чем свидетельствует его логический вывод, почему он не учился до этого? Зачем ему потребовались внешние доказательства, аллегории и логические умозаключения? Пусть бы он пошел в дом учения без всяких аллегорий. Что двигало им? Какую проблему решил он для себя на примере точащей камень воды?

Если мы будем считать Тору подобной любой другой мудрости в мире, геометрии, например, к изучению которой может прийти каждый, без лишней подготовки и самоанализа, тогда нам еще труднее понять этот отрывок. Зачем столько ждать? И что останавливало его до такой степени, что до истории с подточенным камнем он не мог пойти изучать Тору?

Если же мы посчитаем Тору искусным ремеслом, где не важно, КТО делает, а важно, ЧТО он делает, например, нам не важны личные качества музыканта-виртуоза, чья игра завораживает умы, потому что нам важна его игра, а не его личность, нам будет еще труднее понять слова мудрецов.

Однако истина в том, что главное не учение, а действие, поскольку Тора и человек — одно целое: Тора должна привести человека к тому, чтобы все его действия, все поступки, все поведение выверялось по ней, не отклоняясь от нее ни вправо, ни влево. В такой степени, что, если записать все поступки человека, из их описания получится цельная Тора. Потому что живущий по Торе человек — это настоящая живая Тора: все написанное в ней он воплотил в своей жизни. По ней он организует всю свою жизнь, меняет себя согласно требованиям Торы, и он в ее руках, как глина в руках гончара. Просто поучиться у Торы мудрости для общего развития и тренировки мозгов — недостаточно. Не для этого Тора была дана человеку. Ее требования к человеку намного выше и возвышеннее, и намного больше обязывают его.

И когда человек будет жить так, что Тора станет неотъемлемой частью его души, в нем не возникнет противоречий, как нет никаких противоречий в самой Торе. Но если человек возьмет из Торы только ее мудрость, то между тем, что представляет собой он сам, и тем, что представляет собой его мудрость, возникнет сильный контраст. Помимо того, что речь изначально идет о двух противоположностях, такая мудрость еще и таит в себе опасность стать для него смертельным ядом. Как комментировал Виленский Гаон стих Торы: «Прольется, как дождь, ученье Мое» — Тора для души подобна дождю для почвы. Как после дождя на земле произрастают и целебные, и губительные растения, так и после изучения Торы необходимо еще избавиться от «сорняков», призывая на помощь боязнь греха и силу благих дел. Как сказано: «Я — мудрость, обитающая с хитростью» — мудрость учит человека хитрить¹.

Так, если человек стремится лишь к тому, к чему влекут его желания, тогда Тора может только подстегнуть его желания. Но если человек стремится исправить себя, тогда Тора становится для него эликсиром жизни и строит его личность. Соответственно, во избежание смертельной опасности человек обязательно должен стремиться к воплощению Торы в действие.

Но даже в области действия человека подстерегают и эликсир жизни, и смертельный яд одновременно. Смертельный яд — если человек примет на себя лишь внешнюю сторону поступков, не меняясь при этом изнутри. Например, когда мы обращаемся к врачу, который нам выписывает рецепт, мы не должны проверять, насколько возвышенны его намерения, но Тора — не медицина. В ней все зависит от личности: у человека истины все истинно, у лживого человека все — ложь.

Для раби Акивы это было очевидно. В Торе он видел нечто намного большее, чем просто мудрость или перечень обязывающих заповедей. Он видел, что ее главное требование — чтобы человек сам стал живой Торой, цельной личностью с исправленными качествами, свободным от любых пристрастий и личных интересов, следующим исключительно воле Творца. В себе же он отмечал бунтарский дух, желание приспособить Тору к своим пристрастиям и интересам и нежелание отказаться от своего мнения в пользу мнения Торы, стремление к компромиссам с этим мнением под разными предлогами, отговорками, софизмами, оправданиями. Исходя из этого, своим глубоким и острым умом он понимал, что при таком раскладе он рискует пасть еще ниже, и Тора станет ему смертельным ядом. Поэтому всю жизнь он боролся с самим собой — сделать ли ему свой выбор в пользу Торы или нет. Если он выберет Тору, она может обернуться ему смертельным ядом. Если нет, жизнь без Торы — безусловно, смертельный яд. Выбрать Тору, чтобы она стала ему эликсиром жизни? Он сомневался, что такое возможно, что Тора способна отшлифовать его характер и откорректировать его под себя настолько, что человек может стать живой, ходячей Торой, без всяких лишних мыслей и компромиссов, личной заинтересованности и пристрастностей, человеком, готовым выполнять любое требование Торы.

Все сомнения решились у колодца с вопросом «кто подточил этот камень?» Сказали ему: «Акива! Разве ты не знаешь, что вода точит камни?» Тут же раби Акива сделал свой логический вывод: «Если мягкое способно придать новую форму твердому, то слова Торы, тем более, сумеют обточить мое сердце». Так, из обыденного разговора он понял, что Тора, действительно, способна отточить человеческое сердце. Необходимо только принять Тору без всяких побочных расчетов и целей. Тогда она сама подточит его сердце, как вода подтачивает камни. И если человек будет делать все во имя Небес, то под воздействием Торы его сердце станет лучше во всех отношениях, став живым воплощением Торы.

А так как все его сомнения заключались в том, сможет ли он соблюдать Тору с выверенными качествами, то логическое заключение на примере мягкой воды, подтачивающей твердый камень, решило все его сомнения. Но единственным необходимым условием будет служить истинное стремление действовать всегда и во всем с кристально чистыми намерениями во имя Небес, т.е. само сердце должно быть чистым —по принципу «больше всего береги свое сердце». И тогда человек сам может стать живой Торой без малейшей примеси следов естественных склонностей, дурных свойств характера и эгоистичных побуждений.

¹    Комментарий на Мишлей 24:31.

Глава вторая

Теперь становится понятней история с неевреем, который пришел к Шамаю с просьбой: «Сделай меня евреем с тем, чтобы ты обучил меня всей Торе, пока я стою на одной ноге». И Шамай оттолкнул его строительной линейкой, которую держал в руках².

Возможно, этим он хотел сказать, что любое строение — большое или маленькое — требует точного планирования и не менее точных расчетов. Как же можно обучиться всей бесконечной Торе, не вдаваясь в фундаментальные принципы и свойства? Тогда тот же человек обратился к Гилелю, который сказал ему: «Не делай другому того, что ненавистно тебе. Все остальное — толкование. Иди и учись». И мы должны попытаться понять, что же он объяснил ему, и почему он сделал такой вывод, именно из заповеди «Возлюби ближнего, как самого себя».

Углубившись в суть Торы, мы найдем, что главное место в ней занимает шлифование, оттачивание характера. Доказательство? Когда ангелы попытались воспрепятствовать дарованию Торы еврейскому народу, какой аргумент Моше оказался решающим? «Разве есть у вас зависть, разве есть у вас дурное начало?»³ Получается, что Тора была дана человеку с тем, чтобы с ее помощью он мог достичь духовного совершенства, став Человеком в полном смысле этого слова. Потому что дурные свойства характера наносят урон его духовному облику вплоть до того, что он становится недостойным определения «человек». Но если мы разберем все человеческие качества, то придем к выводу, что все они — всего лишь сырье, и мы не можем однозначно назвать любое из них плохим или хорошим. Поскольку сами черты характера — не хороши и не плохи. Их оценка меняется в зависимости от того, как, когда, где и кто их использует. Каждое качество может проявляться в лучшей форме, если только будет использовано по назначению, в нужное время, в нужном месте и в нужной форме. А несвоевременное, неуместное и безрассудное использование того же самого качества по своей прихоти делают его отрицательным. И грань между хорошим и плохим здесь тоньше волосинки.

Существует негативная зависть, именуемая «гнилью костей»⁴, но есть и возвышенная зависть: соперничество мудрецов, приумножающее мудрость. И тут человек может заблуждаться, считая свою зависть высоко духовным «соперничеством мудрецов», тогда как в действительности он поражен банальной «гнилью костей». И на уровне ощущений — казалось бы, та же самая зависть. Но ее внутреннее содержание и сущность зависят от личных намерений человека: беспокоит ли его то, чего нет у него, или то, что есть у другого. И что же он хочет? Чтобы не досталось ни ему, ни другому? И здесь необходим глубокий и искренний самоанализ своих желаний, намерений и чувств, и их уместность.

Существует гордыня, о которой сказано: «Мерзость для Творца всякий возгордившийся в сердце», но существует и высшее проявление гордости, испытываемой за пути Творца; и это допустимо и вполне поощряется. Но человек должен знать, чем именно он гордится: тем ли, что у него есть возвышенный путь, следуя которому он может всю жизнь достигать все больших и больших высот, отшлифовывая свой характер до совершенства?! Если так, то гордость за этот путь позволяет человеку полностью предаться ему, что очень хорошо. А вот когда человек начинает кичиться своими достоинствами, сравнивая их с недостатками других, и этим питает свою гордыню, то это — та самая мерзость в глазах Всевышнего.

И об этом сказано: «Оправдывающий злодея и осуждающий праведника — оба они мерзость для Творца». Как происходит судебное разбирательство? Есть прокурор, и есть адвокат. Задача прокурора — доказать вину, задача адвоката — доказать правоту. Теперь если мы обратимся к прокурору и спросим, почему он взял на себя именно задачу доказательства вины, он может ответить, что таковы условия судопроизводства: в суде обязательно должен быть прокурор. Однако следует понимать, что это не вся правда. Ведь в суде обязательно должен быть и адвокат. Почему же он предпочел роль прокурора, а не адвоката? Другое дело, если он признается, что по природе ему легче видеть все в черном свете, обращать внимание на недостатки, а вот искать оправдание ему по природе намного труднее. Таким словам можно смело верить. Человек вполне может добровольно стать прокурором, поскольку это соответствует его характеру. А так как присутствие прокурора в суде необходимо, он охотно согласился на эту должность. И хотя это не назвать достоинством — человек ведь должен стараться увидеть цельную картину, и плюсы, и минусы, но он, по крайней мере, честно выполняет свою задачу. Порой, бывает, что он наряду со злодеем осуждает и праведника, и этим совершает ошибку, но все равно, поскольку в большинстве случаев он добивается осуждения злодеев, он по большому счету вносит свою лепту в исправление мира. Он всегда живет в соответствии со своим складом характера и мышления, и нет у него внутренних противоречий: он видит недостатки, отмечает вину, но это — не повод для осуждения. В конце концов, он может ответить: что поделаешь? Я не могу пойти против своей природы, и это она диктует мое поведение.

То же самое верно и по отношению к адвокату. Если мы спросим его, почему он взял на себя обязанности адвоката, а он нам ответит, что вследствие требований судопроизводства, мы можем сказать ему: но ведь в суде есть и прокурор, почему же ты выбрал роль именно адвоката? Но если он скажет, что избрал эту должность вследствие личных пристрастий, что он привык во всем и во всех искать хорошее, и ему трудно обращать внимание на недостатки, то опять-таки есть резон ему верить. И хотя и в этом есть свой недостаток объективности, и нужно не только всем доверять, но и всех проверять, но, оправдывая праведника, он автоматически обвиняет злодея. Даже если иногда ему случается оправдать злодея, он все же по большому счету справляется со своей задачей, оправдывая праведников.

Другими словами, и прокурор, и адвокат более-менее делают свое дело, справляясь с задачей. И, несмотря на то, что они не работают над собой, а идут на поводу у своей природы, не пытаясь ее сломать, их можно оправдать. Но представим себе другого человека. Он обладает способностями вникать в ситуацию и видеть все ее стороны: ни одно доказательство вины, ни одно возможное оправдание не скроются от его глаза, он умеет быть и прокурором, и адвокатом, но только способностями этими он пользуется с точностью наоборот: злодея он оправдывает, а праведника — обвиняет. И тут уж нет ему никаких оправданий. Он сам выбирает себе роль, и какова бы ни была эта роль — адвоката ли, прокурора ли — он сознательно грешит против истины. И это — величайшая мерзость.

Вот об этом и говорится «оправдывающий злодея». Есть люди, оправдывающие злодея, потому что они просто привыкли всегда всех оправдывать: и правых, и неправых, и злодеев, и праведников. Чего мы можем от них требовать? Они просто следуют своим врожденным чертам характера. Есть и противоположный сорт людей: критиканы, которые всегда всех во всем обвиняют. Такие «обвиняющие праведника» не реже обвиняют и злодеев, и с них тоже спрос не так уж велик. Но «оба они» — когда человек сочетает в себе оба этих качества, намеренно оправдывая злодея и обвиняя праведника, — это уже мерзость в глазах Всевышнего. Тут уж нельзя списать подобное поведение на врожденные свойства характера, поскольку по своему складу человек может видеть все стороны, тем не менее, специально переворачивает все с ног на голову. И это явная мерзость в глазах Всевышнего. Такое поведение свидетельствует уже не о слабохарактерности, а о неприязни к истине и ее представителям, и одновременно о любви к злодеям и к их путям. Иначе как объяснить, что там, где он может оправдать праведника и обвинить злодея, человек делает все наоборот? Либо в силу его тяги к себе подобным, либо вследствие полученной взятки. Но даже если извращение суда произошло под воздействием взятки, кто заставил человека эту взятку принять, чтобы изначально судить противозаконно?

И об этом говорят наши благословенной памяти мудрецы: так как злодеи извращают свои поступки, их ждет мгновенная гибель. Как сказано: «перевернешь злодеев, и вот их уж нет». Что значит «извращают свои поступки»? Используют свои личные качества не по назначению. Да, каждый может время от времени ошибиться в использовании, поскольку все зависит от тончайшей волосинки, но, приучившись смотреть на вещи в истинном свете, человек видит настоящую сущность вещей. А тот, кто привык смотреть на все так, как ему это нравится, в любом деле видит то, что хочет. И все зависит от самого человека. И каждый должен анализировать, в чем источник его решений. Начиная критиковать и осуждать чужие поступки, пусть проверит, нет ли у него склонности видеть все в черном свете. А, начиная оправдывать неподобающее поведение, стоит проверить, не слишком ли его привлекает красивая ложь, и не завидует ли он втайне тем, кто отдалился от пути истины. И нужно быть предельно бдительным в расчетах, так как только исключительная осторожность и скрупулезность в данных вопросах позволяют использовать свойства своего характера по назначению.

А как знать, когда обращаться к отчаянному мужеству, а когда к предельному смирению? Иногда человек должен быть тверже железа, подобным кедру, которого никакие ветры на свете не смогут сдвинуть с места, и стоять на своем, не поддаваясь никаким веяниям и ничего, и никого не боясь. А иногда нужно быть мягче травинки. И даже судья должен обращаться с просителем мягче травинки, если тот приходит к нему выяснить, в чем же он был не прав, и не отвергает весь приговор, а просит прояснить ту или иную деталь, чтобы лучше действовать впредь, и движет им искреннее желание прояснить обстановку, а не навязать свое мнение.

Но люди склонны использовать свои личные качества в обратном порядке. Перед толпой — лебезить, бояться всякой критики, быть мягче травинки, а по отношению к просителям вести себя крепче кедра и не признаваться в истинном положении вещей. Тут все также зависит от тончайшей волосинки, и ошибиться — проще простого. И судья может с легкостью сказать в любом деле, где ему не хочется признавать правду, что тут речь идет о стойком противостоянии общественному мнению. А там, где он склонен смягчаться, он может сослаться на то, что в данном случае он идет навстречу соискателям правды. И человек должен очень упорно работать над собой, чтобы отшлифовать свои качества, научиться самоанализу, использованию тех или иных свойств по назначению в каждой конкретной ситуации, отстраняясь от лжи и стремясь к правде.

Все сказанное в равной мере относится к любой области Торы. И в этом можно выделить четыре категории. Есть правда по содержанию и правда по форме. Это — абсолютное добро. Есть ложь по содержанию и ложь по форме. Это — абсолютное зло. Но бывает и правда в форме лжи, и ложь в форме правды. И первое — очень хорошо, а второе — очень плохо. Например, жалеть там, где уместна жалость — это правда и по содержанию, и по форме. Поскольку жалость сама по себе хороша на своем месте, и ее уместное проявление — замечательно. А вот проявление жестокости там, где уместна жалость, — это уже ложь и по содержанию, и по форме. И существует ли большая ложь? Но проявление жестокости там, где эта жестокость требуется, правдиво по своей сути, хоть и лживо по своему внешнему проявлению. Потому что там, где необходимо проявление жестокости, нельзя проявлять ни капли жалости, и такая уместная жестокость -это тоже очень хорошо. Однако форма, в которой она проявляется, лжива, поскольку жестокость неприятна и некрасива. Что касается жалости там, где требуется жестокость, — это, напротив, ложь, облаченная в форму правды. Поскольку, с точки зрения внешнего проявления, жалость — приятна и правдива, но если она неуместна, то по своей сути она — ложь.

И так как в этих вопросах очень легко ошибиться, необходимо заниматься тщательнейшим самоанализом, чтобы каждый поступок, каждое действие было бы своевременным и уместным, и по содержанию, и по форме. А то жалостливый человек будет считать уместным любое свое проявление жалости, тогда как человек жестокий будет всегда считать оправданным любое проявление своей жестокости. На деле же необходимо уметь пользоваться своими природными качествами, невзирая на естественные склонности, но принимая в расчет лишь конкретную ситуацию. Но для этого необходимо сначала хорошенько проанализировать свои естественные склонности, а затем — каждую конкретную ситуацию и уместность проявления в ней каждого конкретного свойства характера.

²   Шабат 31.

³   Шабат 89.

⁴   Мишлей 14:30.

Глава третья

И говорит один мудрец в книге «Обязанности сердец», что самоанализ занял у него 25 лет! Но если мы возьмем среднего человека, то можем заметить в его расчетах две основные ошибки. Иногда причина заключается в недостаточно четком понимании, а иногда — в личных пристрастиях и заинтересованности.

В мире существует много разновидностей весов. Существуют корабельные весы для взвешивания кораблей. В их основе лежит закон Архимеда. Есть массивные весы для тяжелых металлических предметов. Есть промышленные весы для сена, соломы и т.п. Есть ювелирные, а есть и аптекарские весы. И чем деликатнее предмет, тем тоньше и точнее весы для него. И если кто-то захочет взвесить золото или лекарство на корабельных весах, он этим просто выставит себя на посмешище и ничего не добьется. Все почему? Потому что громоздкие весы не предназначены для взвешивания тонких, ценных предметов. Тем более таких, от которых зависит человеческая жизнь. Золото взвешивают на ювелирных весах, лекарства — на аптекарских. Но подобрать подходящие весы — это только полдела. Важно, чтобы механизм конкретных, подходящих весов был налажен. Чтобы и чаши весов, и стрелка-указатель были настроены точно, не отклоняясь ни в одну сторону. Только тогда этим весам можно доверять.

Подобным образом обстоит дело с человеческим характером. На самом деле, вся Тора — лучшее лекарство для духовных болезней человека. Но для умелого пользования этим лекарством необходимы точные расчеты, основанные на точных весах мышления Торы — идеально подходящих для ситуации и обладающих очень хорошо налаженным механизмом. Что же это за весы? Сам человек. Человек, на чье усмотрение была дана вся Тора. Теперь все зависит от его расчетов.

И тут важно соблюдение тех же правил, что и для обычных весов. Во-первых, чтобы весы соответствовали своей задаче. Во-вторых, чтобы их устройство было точным, ни одна из чаш не перевешивала и стрелка находилась ровно посередине. Так, принимая решения и занимаясь самоанализом, необходимо иметь точное представление о том, что такое цельность и совершенство — и в мыслях, и поступках, и в качествах характера — и насколько это обязывает каждого. Чтобы у человека даже не возникало вопросов, а зачем и кому нужны эти стремления к совершенству и постоянный самоанализ? Чтобы его разум не воспринимал лишь суровые запреты — такие как запреты идолопоклонства, разврата и кровопролития, — относясь к остальным заповедям, особенно к тем, что касаются работы над собой, как к преувеличенному благочестию, и не придавая им особого значения. Эти вещи остаются вне его понимания, и в этом он подобен неотесанным, грубым корабельным весам, предназначенным для взвешивания лишь очень тяжелых грузов. А Тора требует от нас расчетов на аптекарских весах. Все должно быть взвешено и отмерено до тончайшего волоса!

Но выбор нужных весов — условие необходимое, но не достаточное. Необходимо также, чтобы стрелка весов не была смещена. Так, человек может четко осознавать важность самосовершенствования, самоанализа, работы над собой, однако отличаться при этом предвзятостью в ту или иную сторону. Его внутренние весы неверны, они лгут.

И об этом втором необходимом условии говорят наши благословенной памяти мудрецы: «Кнаан — в руках его весы обмана», ибо сидел он (Элиэзер, раб Авраама — прим. пер.) и думал, достойна ли его дочь или нет, обмануть ли любимца мира -Ицхака. Но проклятый не прилепится к благословенному»⁵. На самом деле, сам Элиэзер достиг такого высокого духовного уровня, что, если исходить только из этого, его дочь, действительно, могла бы быть достойной Ицхака. Доказательство? Как только он почуял, что в его расчеты и размышления прокрались личные интересы, он, как объясняется в Торе, тут же отправился на другой конец света, чтобы найти Ицхаку достойную его невесту. И в этом поступке налицо величайшее благочестие. Но изначально он ошибался в своих расчетах под влиянием личной заинтересованности, забыв о своем положении раба, препятствующем воплощению его тайных намерений. И об этом говорит мидраш: «Кнаан — в руках его весы обмана». Весы-то у него были, и подходящие. И в этом — его великое достоинство, что он использовал весы, соответствующие уровню благочестия. И как только он почувствовал наличие личной заинтересованности, он тут же отправился на другой конец света, чтобы выполнить свою миссию с максимальными стараниями и усилиями в соответствии с пожеланиями Авраама. Единственный недостаток заключался в том, что сами весы были «обманными» — их стрелка явно склонялась в определенную сторону. Поэтому он и забыл, что проклятый не может прилепиться к благословенному⁶.

Отсюда мы можем увидеть, насколько человек должен анализировать и шлифовать свои личные качества, чтобы его расчеты и помыслы были чисты, истинны и точны. Ибо велика опасность личных интересов, предвзятостей и пристрастностей, способных лишить человека всей Торы. Причем самое страшное, что человек может всю жизнь и не догадываться о своей нехватке, поскольку, лишив человека истинной Торы, личная заинтересованность заменяет ее для него другой Торой. И человек может прожить всю жизнь, не подозревая, что все это время он жил по искаженной Торе, нарисованной ему его воображением и его низменными желаниями. А все свои расчеты и помыслы, которые он считал столь праведными и правильными, как оказалось, лишь отдаляли его от истинной Торы — Торы Всевышнего.

Ведь, как говорят наши комментаторы, главная идея дарования Торы была исцелить душевные изъяны человека, его дурные свойства. Как сказал Моше ангелам: «Разве есть у вас зависть?» Но дело в том, что человек не может «наглотаться» Торы так же, как не может он прибежать в аптеку и наглотаться там всяческих лекарств. Для начала необходимо обратиться к опытному врачу, поставить точный диагноз, профессионально определить курс лечения. А если человек начнет проявлять самодеятельность в медицине, лечить себя лекарствами, прописанными его другу, то это все не только ему не поможет, но лишь навредит, еще больше усугубив его состояние! Ибо то, что подходит другу-приятелю, для самого человека может оказаться сущим ядом!

Например, есть люди, склонные по своей природе в каждом в первую очередь выискивать недостатки. И вот, услышав принцип «доверяй, но проверяй», они начнут «проверять» всех с удвоенной силой? Для их души это же сущий яд! Им-то как раз следовало работать над «доверяй». С другой стороны, бывают люди с душой нараспашку. В любой ситуации они готовы оправдать всех и каждого. И вот, если человек с подобной душевной организацией будет ставить акценты на «доверяй», это тоже вряд ли будет способствовать исцелению его души. Ему-то как раз необходимо научиться «проверять». Более того, его «доверяй» также будет далеко от совершенства. Заведомо считая каждого возвышенным идеалом, такие люди не смогут, к примеру, оценить эффекта своих замечаний и критики. Они не будут чувствовать, насколько своей открытостью, своим «доверием» они могут лишь ранить другого — то, чего они могли бы избежать, научившись «проверять», учитывать несовершенство каждого. И так во всей Торе каждый должен искать свое индивидуальное лекарство в соответствии со своими личными качествами и пристрастиями. Гордецу необходимо искать смирения, а человеку с заниженной самооценкой — научиться гордиться там, где это уместно. У того, кто не будет принимать во внимание свою индивидуальность, свои характерные черты и в том числе и свои слабости, не будет истинной Тора.

⁵    Потомок Кнаана, проклятого Ноахом. — Прим. пер.

⁶    Потомок Авраама, получившего благословение Творца. — Прим. пер.

Глава четвёртая

Но можно спросить: для чего впадать в крайности? Если человек подозрителен по своей природе, то, как бы он ни старался найти «оправдывающие обстоятельства», первое впечатление и первые мысли имеют решающее значение, а все остальное будет лишь натянутой ложью и фальшью. А если так, то человек в любом случае обречен на ложь и несправедливый суд. Следовательно, данный совет — не самый удачный. Что можно возразить на столь весомый аргумент? Приведем притчу. Оборонительную войну можно вести двумя основными путями. Можно сосредоточиться на защите, не допуская противника на свою сторону. Если замысел удался — что может быть лучше? Но если противник все-таки вторгся в ваши владения, еще не все потеряно. Просто теперь необходимо сосредоточиться на том, чтобы умело выгнать его оттуда. Ни для кого не секрет, что первый способ — намного эффективнее, и пока враг не прошел, у него больше причин опасаться защитников. Ведь их героизм налицо: они не готовы уступить ни пяди своей земли! Когда враг уже внутри, изгнать его намного сложнее. Приходится отвоевывать то, что противник уже успел захватить.

Так, пока человек, привыкший сразу же судить всех с плохой стороны, не научится судить ближнего с лучшей стороны, его дурной взгляд успеет вторгнуться в его владения, и потребуется много сил, чтобы изгнать его оттуда. И это — очень трудно, поскольку подозрения уже проникли в его сердце. Поэтому есть более удачный способ: сразу думать о человеке хорошее, изначально перевешивать баланс в сторону оправдания. Продумать защиту для боя. Первая мысль — оправдать человека. И даже если потом появятся осуждающие мысли, это будет подобно военной защите, а не автоматической победе критического мышления в силу природных наклонностей человека. Что касается обратной стороны — не ошибиться бы в переоценке оправданий, то эти страхи необоснованны, поскольку критическое мышление настолько естественно для такого человека, что за ним стоит природа, и оно не готово так просто сдаться мышлению положительному. Ведь даже когда человек старается в первую очередь оправдывать другого, он находится в состоянии оборонительной войны.

И так — со всеми отрицательными чертами характера. Человек должен стараться не давать им ходу, не впускать их к себе. В этом случае ему же будет легче бороться с ними, чем потом пытаться избавиться от них, когда они уже проникли внутрь. Ибо оборонительная тактика намного успешнее, чем попытка задним числом прогнать врага, который уже засел у тебя внутри. Но когда он уже внутри, одной защитой тут не обойдешься. И человек не может защищать правду, пока его мышление оккупировано дурными склонностями своего характера. И чтобы изгнать их, ему приходится вести с ними жестокую борьбу, требующую невероятного геройства, ибо зло мчится за ним по пятам и привязано к нему, как верный пес. Намного легче нанести предупредительный удар, пока еще есть выбор, и дурные склонности еще не стали частью его сущности.

Но как вести оборонительную войну в духе Торы? Ведь Тора — безгранична и бесконечна, а человеческий характер требует постоянной работы над собой, исправления и шлифования. С чего начать работу? Куда ни глянь — всюду работы непочатый край.

Начать же все одновременно не представляется возможным. И если невозможно начать постепенное исправление от более легкого к более трудному, человек просто теряет надежду.

Однако стоит всмотреться во все свои недостатки, и нам откроется, что речь идет не о частностях и не об отдельных недостатках, а об общей глобальной проблеме, в этих частностях проявляющейся. Поскольку все свойства характера взаимосвязаны, и, спотыкаясь на одном, человек спотыкается на всем. Получается, не бывает отдельных недостатков, потому что, если бы проблема заключалась в отдельной, «локальной» мелочи, и только в ней, это было бы неприятно, но не так уж ужасно. Но проблема в том, что все детали связаны между собой, и неполадки с одной из них создают цепную реакцию неполадок во всей системе. И, не выдержав испытания, связанного с конкретной чертой характера, человек становится уязвимее и ко всем другим испытаниям, связанным с другими личными качествами. Потому что недостаток в чем-то одном моментально сказывается на недостатке во всем. Это может наблюдать на себе каждый, если только пристальнее вглядится в свою жизнь.

Возможно, именно в этом заключался корень ошибки царя Шломо, приумножившего количество жен. Он полагал, что каждое свойство характера автономно и не связано с остальными чертами, и даже если человек в чем-то споткнется, это будет «локальным падением». Поэтому он сделал расчет: «Я приумножу — и не сверну (с пути Торы)», потому что в этой конкретной области он был уверен, что сумеет противостоять дурному началу, и оно не произведет на него ровно никакого воздействия. Исходя из этого, он понадеялся на свой ум и взял себе много жен — намного больше дозволенного количества. Что же оказалось потом? «Отвратили сердце его»⁷ — все это привело к тому, что отвратилось сердце его, потому что каждая отдельная черта характера тесно связана со всеми остальными, и эффект ее длителен. Так, сердце его отвратилось к старости, но предпосылки к этому были заложены с самого начала.

Каждый может провести аналогию с самим собой и самым явственным, очевидным образом заметить, что не бывает отдельных, частных недостатков, а все начинается с какой-то детали, отдельного недостатка, а заканчивается глобальным влиянием.

И расспросив людей о том, что привело к их духовному падению, мы можем от многих из них услышать, что все началось с какой-то одной детали, от которой им было тяжело отказаться. И это — главное качество, от которого зависят все другие черты характера. И размышляя о том, как бы исправить ситуацию, человек сразу подумает об этой детали, и это приводит его к полному отчаянию. Ибо знает он, что, даже если он примет сотни бесповоротных решений по всем проблематичным и сомнительным вопросам, но ничего не предпримет по поводу данной конкретной детали, рано или поздно она повлечет за собой крушение всех планов и решений, потому что человеческий характер подобен цепи, каждым звеном которой служат отдельные его черты и качества. И стоит выпасть одному звену — распадется вся цепь.

Например, если человек покупает исключительно элегантную и дорогую шляпу, эта шляпа отражает определенный стиль и требует ему соответствовать. Под дорогую элегантную шляпу и костюм требуется соответственный, и обувь побогаче. Потом могут потребоваться и золотые часы. А затем, при таком обличье, и друзья должны быть подходящие: богатые, солидные, уважаемые. А Тора? Как же Тора?! Но человек готов бросить все свое прошлое, лишиться Торы, и все это только для того, чтобы жизнь шла в ногу с приобретенной им шляпой.

Так все внутри переплетено и крепко связано между собой, и человек не вправе отказаться от чего-то одного не только из-за этой конкретной детали, но и из-за того, что отказаться от малейшей детали — означает, в конечном итоге, оказаться и без всего остального.

С другой стороны, зная и чувствуя это, человек обретает надежду на исправление. Потому что верно и обратное. И если сбои с одним душевным качеством даже на тончайший волос способны пагубно сказаться на всей человеческой личности, то и, исправляя самую малость в чем-то одном, человек автоматически исправляется во всем. Поэтому нет надобности начинать исправлять сразу все, но необходимо научиться исправлять что-то одно, но до конца и во всех деталях. И тогда человек сможет но этому принципу полностью исправить все свои природные свойства характера.

⁷ Шабат 31.

Глава пятая

Человек порой знает за собой такое невероятное количество недостатков и ощущает себя столь порочным, что даже не знает, с чего начать работу. И нужно понимать, что все пороки и недостатки связаны между собой причинно-следственной связью. И с этим пониманием приходит и понимание, что и работать можно не над всем сразу, а достаточно сосредоточиться на чем-то одном. Ведь так как все взаимосвязано, работа над одной чертой характера влияет и на исправление остальных. Но только работа эта должна быть основательной, должна учитывать все нюансы и стороны, и тогда она служит пронуском и ко всем другим деталям. И так же, как искажения в чем-то одном приводят к всеобъемлющим сбоям, так и исправление одной детали служит в какой-то мере всеобъемлющим исправлением ввиду наличия объединяющей ценной реакции. Ведь, не поднимаясь над собой, над своей материальностью, человек неспособен исправить даже одной детали — природа требует своего и тянет вниз. И если человеку удалось побороть себя в чем-то одном, это служит свидетельством его духовной работы над собой, а работать над собой — это работать над всей своей сущностью. Просто нужно же с чего-то начать, а для этого — остановиться на одной конкретной детали, за которой потянутся и все остальные. И исправление происходит точно по той же схеме, что и порча.

Вспомним, как происходит эта ломка: человек идет на поводу у своих желаний, считая это в порядке вещей, и эти желания проявляются во всех частностях и тянут одно за другим. Но вот на определенном этапе человек одумывается и замечает, что его вожделения лишают его жизни, и понимает, что вместо этого благотворно было бы следовать голосу рассудка. И когда он начинает следовать шаг за шагом за благостным голосом разума, он распутывает тем самым весь клубок заблуждений и искривлений, порожденных следованием зову дурных желаний. И становится очевидным, насколько необходимо во всем руководствоваться чистым разумом.

Этот принцип мы находим в самой Торе. Когда Элиэзер собирался проверить праведность Ривки, подходит ли она в жены Ицхаку, он проверяет ее во второстепенной детали. На первый взгляд, это кажется странным: как на основе одной проверки можно сделать вывод, что Ривка в самом деле достойна стать невестой Ицхака? А что если ею руководил минутный импульс стремления к похвале или неловкость отказать в просьбе? И даже если она была абсолютно искренна в своих намерениях, разве это обязательно должно свидетельствовать о ее совершенстве и в других областях? А вдруг, хотя нет ей равных в стремлении делать людям добро, во всем остальном она далека от совершенства? Как мог Элиэзер заметить, что качества ее души уже исправлены?

Хотите знать, в чем отличие между цельным человеком и нецельным? Попросите его сделать что-нибудь! Если человек качественно выполнит вашу просьбу (в том числе и в количественном отношении), но сделать самостоятельный вывод относительно того, о чем вы не просили вслух, не в его правилах, такой человек еще не достиг совершенства. Совершенство и цельность человека проявляются в совершенстве и цельности его действий, когда он не ограничивается выполнением конкретной просьбы,

но, выполняя ее, проявляет инициативу с тем, чтобы каждое действие, каждая деталь, непосредственно связанная с общей просьбой, была выполнена до конца самым совершенным образом. Он не просто выполняет чужие рекомендации — он делает все от себя зависящее, чтобы каждое действие было бы цельным.

Так отреагировала Ривка на простую просьбу Элиэзера: «Дай мне (только мне) немного (чуть-чуть) воды из твоего кувшина (не нужно специально черпать воду из колодца, а только поделиться немногим из того, что есть в кувшине)». Что же Ривка? Она напоила и самого Элиэзера, и его спутников, и всех их верблюдов, полностью утолив их жажду, для чего ей пришлось неоднократно черпать воду из колодца. И каждый аспект данного акта доброты она исполнила в совершенстве, хоть все это и не было выражено прямым текстом в самой просьбе.

А если бы она отказала Элиэзеру в его просьбе или выполнила ее в ограниченном объеме, буквально? Свидетельствовало бы это против нее? Доказывало бы ее недобросердечие? Никоим образом! В конце концов, она была маленькой трехлетней девочкой, а у Элиэзера было достаточно рабов, и она совсем не обязана их поить, тем более что они сами могут напоить и себя, и своих верблюдов. Но, поступи она по-другому, это свидетельствовало бы о несовершенстве ее личных качеств — причем не только в умении давать, но и во всем остальном. Потому что у каждого качества есть свои границы. Ограничивающим фактором служит человеческое желание. Если бы она просто выполнила его конкретную просьбу, она бы не вышла за пределы этих естественных границ. Но цельность ее действий доказывает, что двигали ею не ограниченные желания (и соответственно — не ограниченные по своей природе свойства характера), а ее совершенство. Совершенство, проявившееся в каждой детали ее поведения. Поскольку цельность не может быть частичной и проявляться только в одной отдельной черте характера или детали, все свойства человеческого характера — взаимосвязаны. И если бы Ривка была далека от совершенства в чем-то другом, это обязательно проявилось бы тем или иным образом и в ее поведении у колодца. Но мы же видим, что ее поведение, ее поступки были безупречны. Следовательно, она безупречна и во всем остальном. Поэтому Элиэзер положился на свой выбор, сознавая, что совершенством своего акта даяния она продемонстрировала свое совершенство во всем остальном.

Поэтому каждого искренне желающего работать над собой человека не должен останавливать вопрос, как же возможно исправить все одновременно. Вместо этого нужно работать над какой-то одной чертой, в какой-то одной области, но доводить эту работу до совершенства, до идеальной шлифовки каждой ее детали, удаляясь от зла и творя добро. И по причинно-следственной связи человек приходит от частного к общему. Это не означает, что самосовершенствование в остальных областях достается ему даром, без всяких усилий с его стороны. Просто, если человек научится полностью жить по Торе, как минимум, в одной отдельной области, это умение автоматически распространяется и на все остальные сферы.

А именно это интересовало потенциального прозелита, обратившегося к еврейским мудрецам с тем, чтобы они обучили его всей Торе, пока он стоит на одной ноге⁸. Другими словами, он хотел знать, как взять всю Тору «на одной ноге»: где та самая основа, на которой все стоит, та ось, ухватившись за которую, можно приобрести всю Тору. Где та частность, зная которую, можно приобрести знание целого? На это ответил ему Гилель: «Не делай другому того, что ненавистно тебе». Если ты возьмешь на себя эту часть и достигнешь в ней совершенства, проявляющегося в каждой ее мельчайшей детали, — тогда ты сможешь соблюдать и всю Тору. Почему именно эту часть? Да потому что вся Тора была дана для работы над собой, для исправления себя, а наивысшая добродетель — это доброе сердце. Но Гилель добавил: «Иди и учись» — все остальное приложится, если ты сумеешь достичь совершенства в этом одном. Возможно, он брал пример с Элиэзера,

который тоже ограничился одним достаточно несложным аспектом. И мы можем видеть, что трудность или легкость здесь не имеет никакого значения, а все зависит лишь от того, насколько все выполняется по максимуму в каждой составляющей выбранного аспекта. Более того, не исключено, что в делах больших и великих легче достичь совершенства — там это более ощутимо. Что касается незначительных, мелких вещей, человек не придает им особого значения, тем более — их отдельным составляющим. Поэтому изначально была выбрана легкая просьба — чтобы проверить, насколько удастся достичь совершенства во всех ее гранях и аспектах. И точно так же поступил Гилель, остановив свой выбор на одном аспекте человеческих взаимоотношений. И если человек достигает совершенства в предложенной области, он реально может достичь совершенства во всей Торе.

Теперь становятся понятнее слова наших благословенной памяти мудрецов: «В час, когда Израиль сначала сказал «сделаем», а потом «услышим», прозвучал Голос с Небес: «Кто открыл эту тайну Моим сыновьям?»⁹ Задача человека — оттачивать свой характер, проверять каждый свой поступок, насколько он соответствует сути истины. И пока он этого не добился, вся его жизнь — череда смены различных сил и использование различных качеств, не всегда уместное, не всегда адекватное и не всегда своевременное. Поскольку нет другого способа достичь совершенства, кроме как шлифовать и оттачивать каждое качество в духе Торы. Все другие способы — попытки работать над собой своим «здравым умом», не руководствуясь инструкциями Торы, — служат лишь заменой одного вида дурного начала на другой.

И уже сказал пророк: «От одного зла к другому уходят, а Меня не знают»¹⁰. Если человек не предаст себя полностью воле Торы, чтобы выполнять все, что она от него требует, он будет просто всю жизнь переходить от одного зла к другому, подобно петуху, запутавшемуся в льняных веревках. Вытащив одну ногу, он запутается другой, вытащив другую — запутается первой. И единственный выход — работать над собой, безоговорочно выполняя все требования Торы по максимуму, доводя каждую мелкую деталь до совершенства. Это — единственный путь настоящего самосовершенствования.

Вот об этом и говорят наши благословенной памяти мудрецы: «Кто открыл эту тайну?» Тайну работы над собой: что единственная возможность исправить себя — полностью предаться требованиям Торы, добиваясь совершенства в каждой мельчайшей детали каждого действия. И так же, как, отклоняясь от воли Творца, человек идет на поводу у своих дурных качеств, так и всяческие добавки к Торе на деле являются недостатком.

Но, добившись совершенства в каждой детали, ничего не убавляя и не прибавляя, человек удостоится исправить себя, а его дурные качества не будут иметь над ним власти. Ведь каждую деталь каждого своего поступка он совершает обдуманно, стремясь выполнить ее по максимуму, не полагаясь на сомнительные послабления и компромиссы. И эта его преданность и верность потянет его ввысь, позволяя достичь высочайших ступеней совершенства и цельности и поступков, и душевных качеств, и мышления.

⁹ Шабат 88.

¹⁰ Ирмеяу 9:2.

Глава шестая

Целый эпизод Торы посвящен тому, насколько непоколебимо человек должен быть убежден в выполнении заповеди точно такой, как она есть, без всяких расчетов, какими бы верными, точными и праведными они ни казались. И ни в коем случае не отклоняться от приказа Творца, ни под каким предлогом. В противном случае и сам человек собьется с пути истины, и все его расчеты не оправдаются.

«За то, что вы не поверили Мне, чтобы освятить Меня в глазах сыновей Израиля, вы не введете эту общину в землю, которую Я дал им»¹¹. Грех Моше-рабейну, ударившего по скале, кажется одним из самых непонятных повествований в Торе, и по этому вопросу разделились мнения комментаторов. Однако прямым текстом сказано: «За то, что вы не поверили Мне, чтобы освятить Меня». Т.е. основная причина того, что освящение Имени Творца в данной ситуации было чем-то умалено, заключалась в несовершенстве веры. Но мы же нигде в тексте не видим проявления недостатка веры? Кроме того, почему вообще удар по скале явился грехом? Ведь, как объясняют наши источники, сначала Моше обратился к скале, и лишь после того, как вода из нее не потекла, ударил по ней. Так что могло вызвать недовольство Всевышнего? Разве Моше не был вынужден ударить по скале, увидев, что по его слову вода из нее не полилась? Известно толкование, что камни поменялись местами, и Моше обратился не к той скале, о которой ему заповедал Творец, и потому вода и не полилась. Так что же было ему делать, если камни перепутались?

Все становится на свои места, если вспомнить сказанное в Мидраш раба, что Святой, благословен Он, указал на особую скалу, к которой должен был обратиться Моше. Именно к этой, а не к какой другой. И известно, что единственная цель всех чудес и знамений — освящение Имени Небес, чтобы все осознали величие и могущество Творца, Его личное провидение — что Он следит за всем происходящим в этом мире, и за каждым — даже за путниками в пустыне — лично, и чтобы эти знания проникли в человеческие сердца. Мидраш раба объясняет сложившуюся в пустыне ситуацию. Евреи начали толковать между собой: «Моше известна природа скал, и он знает, под какой из них скрывается источник». И тогда Моше засомневался: может, в этой ситуации следует учесть голос народа, хотя для этого и придется нарушить простой смысл приказа Творца?¹² Получается, своими подозрениями народ смутил Моше, пробудив в нем серьезные сомнения. Он задумался: если я обращусь к указанной Творцом скале, тем самым я подтвержу их подозрения, и они утвердятся в них, что приведет к осквернению Имени Творца? Вот если евреи убедятся, что их претензии и подозрения необоснованны, тогда это будет настоящим освящением Имени. С другой стороны, может, все-таки правильнее без рассуждений обратиться к той самой скале, относительно которой прямо приказал Творец, чтобы не нарушить Его приказа? И если это приведет к осквернению Имени — будь что будет... Если бы Моше знал, что существует возможность и выполнить приказ Творца, и освятить Его Имя без всякого изъяна, его бы, безусловно, ничто не смутило. И мнение шестисоттысячной толпы ничего не значило бы в его глазах по сравнению с волей Всевышнего. Ибо, что стоит мнение всех людей всех времен и народов, с момента создания первого человека и до конца всех поколений, включая всех мудрецов всего мира по сравнению со словом Творца?

Но в основе его опасений лежал страх, как бы его действия не привели к осквернению Имени, и тогда конечная цель не будет достигнута. Ведь, в чем смысл и цель всех чудес, в принципе? В освящении и прославлении Имени Творца! А если существует возможность все происходящее списать на законы природы, то теряется сама суть чуда, его цель. Так Моше оказался перед серьезнейшей дилеммой — каким образом Имя Творца освятится больше: если немного изменить недвусмысленный приказ Творца в угоду временным обстоятельствам или если выполнить его в первозданной цельности?

Как же Моше разрешил свое сомнение? Раши объясняет, что вначале Моше обратился к другой скале, решив, в конечном итоге, что освящение Имени будет более цельным, если он обратится к той скале, на которую укажет еврейский народ. Тогда впоследствии у них не возникнет никаких сомнений и претензий, и все безоговорочно признают, что нет на свете никакой другой силы, кроме Всевышнего. Он посчитал, что это послужит им лучшим наглядным уроком: ведь если уж скала, не имеющая ни голоса, ни слуха и не нуждающаяся в пропитании, выполняет волю Всевышнего, то, что же говорить о нас? И Моше избрал этот путь вместо того, чтобы выполнить прямой приказ Творца без изменений из опасения осквернения Имени во избежание дальнейших сомнений в душе евреев — а есть ли большее осквернение Его Имени? Поэтому он изначально обратился к скале, но вода из нее не потекла, ведь не к ней заповедал обратиться Творец. Но, проделав чистый расчет, лишенный всякой личной заинтересованности, заинтересованный лишь в одном — избежать осквернения Имени и возвеличить Его Святое Имя — он взял себя в руки и, игнорируя все остальные соображения, дважды ударил по скале, пока из нее не заструилась вода.

И за такой возвышенный поступок ему положено наказание? Притом, что все намерения были исключительно во имя Небес? Ведь ему самому не было никакого смысла и прока нарушать прямой приказ Творца: его лично совсем не пугало общественное мнение. Другое дело — забота об осквернении Имени. И Тора сама говорит, что иногда выполнение (воли Творца) заключается во временной отмене (Его заповеди). За что же был наказан Моше, если им двигало единственно желание максимально освятить Имя Небес на все последующие поколения? Но говорится в мидраше: «Сказал раби Иеуда сын раби Симона от имени раби Иеошуа сына Леви: «Моше ударил по скале, и все скалы в пустыне раскололись, и потекла из них вода, как сказано: «Рассеклись скалы в пустыне»¹³. И в другом месте сказано: «Даже из малюсенького камушка потекла вода».

И стало понятно, что все расчеты при всей их праведности служили лишь созданием возможности ошибки, поскольку человек не в состоянии учесть все грани Б-жественного Провидения. И каждому посылаются испытания, соответствующие его уровню. Так, если бы Моше обратился к той самой скале, о которой приказывал ему Всевышний, там тоже не произошло бы никакого осквернения Имени, и чудо поразило бы своими масштабами, не оставляя никакого места сомнениям в его источнике: ведь он обратился бы к одной скале, а разверзлись бы все скалы вокруг. Оказывается, в своем приказе Всевышний изначально учел и расчеты, и сомнения Моше, и расчеты эти оказались ошибочными, и в результате привели лишь к умалению освящения Имени, поскольку он был вынужден прибегнуть к силе, да еще и ударить дважды. А если бы он поступил точно по слову Творца, вода пошла бы только по его слову, и не только из конкретной указанной скалы, но одновременно и из всех других скал.

Однако все эти последствия были известны лишь Творцу — как же мог их учесть простой смертный? Подобный расчет настолько невообразим, что просто не мог прийти в голову, и откуда Моше мог заранее знать, что ему не следует считаться с подозрениями народа? Он предпочел действовать, согласно временной необходимости в его понимании. И по закону, судья опирается только на то, что открыто его взору. Но там, где кончается понимание разумом, начинается проверка веры. И если был получен прямой приказ, необходимо было верить, что Творец никоим образом не допустит осквернения Своего Имени. Как можно было вообще допустить такую мысль, будто прямой приказ Творца может обернуться осквернением Его Имени? Такое просто исключено! И Моше должен был отогнать эту мысль, пресекая ее на корню. Как тьма не может быть порождением света, так прямой приказ Творца никоим образом не может обернуться осквернением Его Имени. И пусть шестьсот тысяч человеческих умов единогласно выразят свои сомнения и подозрения (и можно ли представить себе большее осквернение Имени), все человеческие доводы и рассуждения должны устраниться перед прямой волей Творца. И нужно было верить абсолютной, цельной верой в непременное освящение Имени, а к всеобщим подозрениям следовало относиться как к мнению неразумного ребенка, все опасения которого — плоды его воспаленного воображения. Тогда бы для ошибки не осталось никакого места.

И поскольку разум Торы не перевесил в его глазах «коллективный разум» народа, Всевышний упрекает Моше следующими словами: «За то, что вы не поверили Мне, чтобы освятить Меня», а не словами «за то, что вы не выполнили слова Всевышнего». Потому что руководил им не страх перед общественным мнением, и сами намерения были весьма желанны. И сам по себе Моше был подобен ангелу, готовому выполнить любое слово Творца без колебаний. Но он выбрал путь действия на основе реальных страхов, боязни, что буквальное выполнение завета обернется осквернением Имени. И лишь за последнее порицает его Всевышний: подобные мысли необходимо было отбросить.

Об этом и говорит точная формулировка «За то, что вы не поверили Мне, чтобы освятить Меня» — ваша вера в то, что прямой приказ Творца необратимо приведет к освящению Имени, была несовершенной. Потому что нечего было опасаться общественного мнения. Даже в час, когда все расчеты указывают на возможную ошибку, решающим доводом должно быть мнение Торы. А неверное решение свидетельствует о микроскопическом недостатке веры. Веры в то, что осквернение Имени в результате выполнения Его прямого приказа исключено, и настоящее освящение Имени — выполнение Его заповедей, несмотря ни на что, и ничего более.

И об этом говорится: «Уповай на Всевышнего всем сердцем, а на свое разумение не полагайся»¹⁴. Напротив, полностью следуй приказам Творца, не отклоняясь от них даже на толщину волосинки. А как же при этом достичь совершенства? Упованием на Всевышнего! Как объясняет Рамхаль в Пути праведных: человеку для совершенного служения необходимы три вещи — осознание истины, анализ действий и, в заключение, — упование на Творца, и тогда уже «Не лишит блага идущих в непорочности»¹⁵.

А разница между человеком, анализирующим и оттачивающим свой характер, и тем, кто этим не занимается, — в признании своих недостатков после анализа. Если тому, кого интересует шлифовка характера, укажут на его недостатки, даже если эти недостатки не совсем ему свойственны, он обязательно прислушается к замечанию и сумеет признать свои настоящие ошибки. Потому что, прислушиваясь к критике, он будет воспринимать ее всем сердцем, и если почувствует в себе реальный изъян, поспешит его исправить. Тот же, кто далек от идеи самосовершенствования, не прислушается даже к самой справедливой и уместной критике, и будет все отрицать и отпираться, не признаваясь ни в чем.

¹¹    Бамидбар раба, там же.

¹²    Раши, там же.

¹³     Теилим 78:15.

¹⁴    Мишлей 3:5.

¹⁵    Там же

Глава седьмая

Это мы можем видеть у царя Давида. Когда к нему пришел пророк Натан с увещеваниями после истории с Бат Шевой, он ответил: «Согрешил я перед Всевышним», хотя по утверждению наших благословенной памяти мудрецов, тот, кто считает, что Давид совершил грех, глубоко ошибается. И если наши благословенной памяти мудрецы свидетельствуют, что все поступки Давида были продиктованы справедливыми и праведными расчетами, он сам, тем более, должен был ощущать свою правоту в полной мере. Если так, то кто имеет право предъявлять ему какие-либо претензии? Пророка Натана за его слова можно было судить как восставшего против царства. Однако Давид вместо этого отвечает на его упреки: «Согрешил я перед Всевышним». Почему? Если даже сам Танах свидетельствует, что не было никакого греха, почему же он не пытается опровергнуть выдвинутые против него обвинения? Ведь для человека вполне естественно отрицать даже те свои недостатки, в которых он вполне отдает себе отчет. Более того, даже зная, что определенные его недостатки известны окружающим, человек не спешит в них признаться, а вместо этого пытается хитростью найти им оправдание и скрыть их, или — того лучше! -представить недостаток в качестве достоинства. И ведь он точно знает, что не прав, но сознательно идет на хитроумные уловки в свое оправдание. Тем более, когда ему указывают на те недостатки, которых у него на самом деле нет. А тут царь Давид говорит: «Согрешил я перед Всевышним», оправдываясь за тот недостаток, которого, в принципе, у него не было. Как можно такое понять?

Но таков великий человек: он видит недостаток уже в том, что его поступки могут привести к ошибочной интерпретации в глазах окружающих. И то, что они могут какой-то поступок посчитать грехом, уже грех в его понимании. Грех, граничащий с осквернением Имени Небес. И он знает, что поступки цельного человека — человека, достигшего совершенства — совершенны по своей сути. Про них ни у кого не может возникнуть ни тени сомнения, будто они в какой-то мере являются греховными. Поэтому, даже не совершив в действительности греха, он тотчас отвечает: «Согрешил я перед Всевышним».

Как мы находим у раби Йоханана, заявившего: «Если я, например, в моем положении пройду четыре локтя без Торы и без тфилин — это будет осквернением Имени». Притом, что по закону не было на нем этой обязанности из-за физической слабости (см. Раши там), это все равно могло быть расценено как осквернение Имени, так как окружающие могли и не знать о его слабости. Так, великие люди должны быть предельно внимательны, дабы не ввести окружающих в заблуждение.

Отсюда мы учим, как человек, работающий над совершенствованием своих качеств, относится к тем недостаткам, которые даже сама Тора, в принципе, не считает недостатком. И стоит кому-то со стороны обратить на это его внимание и упрекнуть его в этом, как он тотчас готов признать свою ошибку. Как Давид, который сказал «согрешил я», не настаивая на своем, несмотря на то, что по закону Торы он был прав. Но он признался в своем грехе — в том, что его поступок, хотя и был в целом правильным, все же имел мельчайший изъян. А тот, кто не особо заботится о доскональном совершенствовании, не придает значения несовершенству отдельных деталей. И, завершив действие, скажет, что все хорошо, и ни в каких недостатках не признается.

Пример полной противоположность царю Давиду мы можем наблюдать у Авимелеха, после того как тот забрал Сару — жену Авраама. Когда Всевышний говорит ему: «Вот ты умрешь из-за женщины...», Авимелех отвечает: «Погубишь ли ты даже праведника?» На это Всевышний говорит ему: «Верни жену мужу, ибо пророк он». И нужно разобраться, что означают слова «вот ты умрешь»? Если речь идет о наказании за уже совершенное деяние, то он обречен на смерть, даже если вернет Сару, поскольку неправедный поступок уже был совершен самим фактом взятия. И если так, то к чему предупреждения? Если Всевышний желает его наказать, можно было бы это сделать сразу, без предварительных предостережений. Следовательно, смертный приговор был обусловлен не прошлым, а дальнейшим поведением Авимелеха, о чем и предупреждает его Всевышний, предоставляя ему свободу выбора: либо вернуть замужнюю женщину ее мужу и благодаря этому избежать наказания, либо не возвращать ее ценой собственной жизни. Если дело обстоит таким образом, и Всевышний открыл Авимелеху Свою волю, чтобы тот вернул Сару Аврааму, избежав тем самым смерти, то что стоит за словами Авимелеха: «Погубишь ли ты даже праведника?» Ему же было дано право выбора остаться в живых, вернув чужую жену? И только отказавшись сделать это, он обрекает себя на смерть. Так при чем же здесь праведник? Отказавшись вернуть чужую жену по слову Творца, он автоматически становится злодеем!

Этим вопросом Авимелех демонстрирует свое несогласие с самой постановкой вопроса. Он убежден, что, даже не вернув чужую жену, он не заслуживает смерти. Ведь ему было сказано, что она — сестра, а не жена, так откуда же он мог знать всю правду?

Поэтому и спросил Авимелех: «Погубишь ли ты даже праведника?», имея в виду, что даже если он не вернет чужую жену, он не должен быть наказан смертью. На самом деле ему просто не хотелось ее возвращать. И на это Творец отвечает ему второй раз: «Верни... ибо смертью умрешь», и никакие отговорки тебе не помогут — либо ты ее возвращаешь, либо умрешь.

Вот и наглядный пример того, что если человек не заинтересован работать над собой до конца и во всем следовать истине, то даже когда Всевышний сам ему все объяснит, у него найдутся возражения, и он не захочет признаться в истинном положении дел, пока Всевышний не пригрозит ему во второй раз. А в первый раз дурные наклонности мешают человеку признать свой грех.

Именно это говорит ему Авраам: «Только страха перед Б-гом нет в этом месте, и убьют меня из-за моей жены». Там, где человек не выверяет свои качества на основе богобоязненности, то даже если у Авимелеха страна выглядит получше, чем у фараона, где все поголовно погрязли в разврате, а тут люди еще ведут себя прилично, тем не менее, ситуация далека от совершенства. Доказательство? Когда приходит гость, не его красавица-жена должна стать первым предметом разговора. Есть более насущные темы, чтобы начать беседу. А когда первый вопрос касается красивой женщины, это сразу показывает неравнодушие к данной теме. Поэтому Авраам был вынужден сказать, что Сара его сестра. Если бы Авимелех выверял свои душевные качества на основе критериев и требований богобоязненности, его первые расспросы не касались бы женщины в семье его гостя. А когда отсутствует стремление к доскональному совершенству, нет и такой границы, которую человек не был бы готов преступить при наличии сильной личной заинтересованности. Все это вполне могло привести к тому, что Авраама просто убили бы, чтобы «законно» завладеть его женой. При этом сам правитель даже не почувствовал бы, что действовал под влиянием личных пристрастий. Почему? Потому что не привык анализировать свои душевные качества и побудительные мотивы своих поступков — его ведь не интересует самосовершенствование. И теперь ясно, что Авраам просто был вынужден назвать Сару своей сестрой. И Авимелех молчит — ему нечем ответить на этот веский довод.

Но в чем же корень отличия великого человека от низкого? В чем основная причина того, что один признает свои недостатки, а другой их отрицает?

Присмотревшись ко всем вопросам повседневной жизни и Торы, мы можем прийти к выводу, что человек не совершит никакого действия, если оно не соответствует одновременно двум критериям: личной приятности и истины. Другими словами, чтобы, с одной стороны, само действие или его результаты давали человеку хорошие ощущения, чтобы он чувствовал в этом жизненность, величие, удовольствие. С другой стороны, необходимо ощущение более-менее веского основания, зова истины. Одного того, что действие приятно, — недостаточно. Человеческие поступки требуют обоснованности, нуждаются в некой оправдывающей подоплеке. Например, некто решает стать врачом. Его выбор, с одной стороны, продиктован тем, что эта профессия решит многие его жизненные проблемы, станет стабильным источником дохода, уважения и почета. С другой стороны, эта профессия жизненно необходима, иначе кто будет лечить больных?

И так каждый человек в каждом поступке сочетает приятное для себя с полезным. И тот, кто публично нарушает шабат, точно так же оправдывает свои действия с точки зрения двух этих аспектов. Возможность заработать лишние деньги для себя — это приятно. А чтобы найти себе оправдание с точки зрения глобальной пользы человечества, зова истины, он начнет придумывать «мудрые доводы», развернет целые дискуссии на манер сына-злодея из Пасхальной Агады. И, выполняя любую заповедь, и, не дай Б-г, совершая любой проступок, человек находит в них и приятное, и полезное. Кто в заповеди, а кто — в преступлении. И каждый будет утверждать, что в его поступке присутствуют и приятные, и полезные мотивации.

Но если в любом случае каждое действие сочетает приятность для себя и истину, в чем же тогда основная разница между праведником и злодеем? Для праведника Тора — источник наслаждения. Как написано: «Желанней золота — множества червонного золота, и слаще меда»¹⁶. И у золота, и у меда есть свои достоинства и недостатки. Достоинство меда — в его непосредственной сладости, а недостаток — в пресыщении. С золотом все по-другому: его количество не ведет к пресыщению, но недостаток заключается в том, что его ценность — не в нем самом, а в том, что можно в обмен на него приобрести. Деньги — лишь средство, мощное средство, но если человек страдает от жажды в безлюдной пустыне, их количество не имеет для него никакого значения. Тора обладает всеми описанными выше преимуществами. С одной стороны, она не просто средство к достижению других удовольствий и наслаждений. Она — сама по себе удовольствие, и соблюдающий ее, испытывает наслаждение по принципу «имеющееся удовольствие приятно душе»¹⁷. С другой стороны, ею невозможно пресытиться. Напротив, чем больше человек занимается Торой, тем желанней становится она. Так что аспект приятности Торы налицо. Что касается «глобальной пользы», «зова истины», Тора — единственная истина, избранная Творцом. Но и злодей тоже приводит те же самые обоснования, утверждая, что его путь и «приятнее», и «намного больше» приносит «глобальной пользы». Так как же нам разобраться в этом вопросе?

Но вот в чем существенное различие: что стоит на первом месте? Привлекает ли человека в первую очередь фактор приятности, и уж потом он ищет ему оправдания пользы и истины? Или им и в самом деле движет зов истины, независимо от того, насколько это ему изначально приятно, и даже не ощущая наслаждения и сладости, он не обращает на это особого внимания. И только бескорыстно следуя истине на первых этапах, он постепенно «входит во вкус» — вкус недоступный до тех пор, пока человек не стал преданным истине, что может служить дополнительным препятствием, источником заблуждения, будто истина — неприятна. Но тот, кто, невзирая ни на что, следует истине, в конечном итоге почувствует такое наслаждение, с которым не сравнится никакое другое наслаждение в мире. Ибо кто сотворил истину приятной? Однако это наслаждение скрыто внутри самой истины. Как говорится: «Попробуйте, и вы увидите, что благ Всевышний!»¹⁸

Если же дело обстоит наоборот, то жажда приятного создает в человеке иллюзию пользы и истины, поскольку сначала его глаза узрели возможные наслаждения, которых возжелало его сердце, а затем он уже подвел под свои вожделения «доводы истины». И тогда, вместо того чтобы искать приятное в полезном и истинном, он выбрал путь приятный, подыскивая этому пути оправдания пользы и истины.

¹⁶    Теилим 19.

¹⁷    Мишлей 13:19.

¹⁸    Теилим 34.

Глава восьмая

Об этом говорят наши благословенной памяти мудрецы, обсуждая историю Кораха. Он же был очень умным человеком, как же он докатился до такой глупости? И объясняют: его подвели глаза. Он (пророчески) увидел, что от него произойдет великая династия: пророк Шмуэль, равный Моше и Аарону вместе взятым¹⁹. На основе этого он решил, что и сам достоин величия. На первый взгляд, это объяснение ничего не объясняет, скорее, наоборот, запутывает. Если он был таким великим человеком, что даже обладал пророческим даром и видел будущее своих потомков, то как же он мог решиться на очевидную глупость?

Но именно это мы уже обсуждали: иногда приятное вытекает из полезного и истинного, а иногда «истина» служит лишь оправданием приятного. Так было и с Корахом. Вначале, как объясняется в Торе, его прельстила власть, и его главный довод — «почему вознеслись вы над общиной Творца»? А дальше это желание приятного для себя дополнило картину истины: он сделал расчет, что именно он по-настоящему достоин власти, поскольку именно от его уникальной личности произойдет пророк Шмуэль.

Но если бы жажда власти не стояла у него на первом месте, он по-другому смотрел бы на «доводы истины». Он мог бы подумать: зачем мне власть сегодня, если она и без того обеспечена моему потомку? Он мог бы вспомнить, что святая Тора вообще считает все связанное с властью пустой мишурой. И он должен бы был бежать от почета, а не гнаться за ним. Но жажда почета завладела его существом, и уже исходя из нее, он обращался к «доводам истины». Отсюда и последующие глупости.

Подобные примеры многочисленны. Сколько людей, ослепленных приятностью власти, начинают искать ей подоплеку «пользы и истины». Но на деле тут нет не только ни истины, ни пользы, но и приятности, и первоначальная сладость может обернуться горьким концом. Ибо «каждый, кто гонится за почетом, почет бежит от него»²⁰. А их истинность и польза еще более изменчивы и зыбки, поскольку это они базируются на критерии приятности, а не наоборот. Но, увы, когда приятность не базируется на истине, то и сама приятность преходяща и приводит к пресыщению и другим дурным последствиям. И в этом разница между злодеем и праведником.

Все это проявляется в каждой детали. Одно замечание праведнику — и он сразу готов признаться «согрешил я перед Всевышним» по примеру царя Давида, даже если по большому счету его поступок справедлив и правилен, но в какой-то мельчайшей детали есть мизерный недостаток, который может трактоваться как осквернение Имени. Все почему? Потому что такого человека интересует только истина, а насколько эта истина ему приятна — совсем не важно. Его признание не зависит от того, а не будет ли ему от этого неловко, неудобно, неприятно. Им движет лишь зов истины и правды, и все его внимание направлено на те, казалось бы, незначительные изъяны и недостатки, которые еще надлежит исправить. Да, есть в этом и аспект приятности — сама работа над собой, умение сломить свои дурные качества. Как сказал Виленский Гаон: «Основная цель существования человека — сломить свои дурные качества, а иначе — зачем ему жизнь?»²¹ Но эта приятность является порождением истины, сам же выбор в пользу истины не зависит ни от каких личных пристрастий, и приятная сторона выбора истины действительно, прекрасна.

В отличие от Авимелеха, у которого фактор приятности стоял на первом месте, поэтому о госте он начинает расспрашивать с женщины. И поскольку его правда базировалась на этой приятности, он готов был поспорить с самим Творцом даже после Его однозначного предупреждения под предлогом: «Но он же сказал мне: «Она — моя сестра». Он обратил внимание на слова Авраама, но не заметил пристрастности в своем собственном вопросе, на который Авраам ему и ответил. Он не почувствовал своей заинтересованности в том, что привлекало его своей приятностью, и утверждал, что действовал «по правде». А исключив фактор приятности, он увидел бы всю правду такой, какой она есть: что путника в первую очередь спрашивают, — не устал ли он, не голоден ли, а не выпытывают сведения относительно его жены. Но так как в шкале его приоритетов «приятное» стояло перед «полезным» и истинным, то даже однозначному требованию Творца, он подчинился только со второй попытки, и в своих недостатках не сознавался, а все пытался прикрыть доводами истины зов своих вожделений. Так что Всевышний должен был повторить Свой приказ и Свою угрозу, чтобы он, в конце концов, вернул чужую жену.

Главный вывод, который мы можем из всего этого сделать: критерий истины должен неизменно стоять у нас на первом месте, и лишь затем мы можем руководствоваться соображениями о том, насколько это нам приятно. В противном случае, руководствуясь в первую очередь соображениями приятности, мы базируем свою «истину» на шатком фундаменте. Ведь что может служить источником удовольствия и приятности человеку, кроме истины? Его личные пристрастия. Идя на поводу у своих дурных качеств, человек проигрывает вдвойне. Во-первых, он остается со своим дурным характером. А во-вторых, то, что на начальной стадии рисуется в его воображении приятным, в конечном итоге лишает его жизни. И он проживает всю свою жизнь в лживых иллюзиях, используя «истину» для разжигания костра своих дурных личных качеств. Ведь, полагая свой путь истинным, он никогда не вернется на верную дорогу, а лишь подбросит щепок в огонь, и изопьет еще не одну чашу соленой воды, обольщенный иллюзией, будто живет он «по правде». И, вместо того чтобы служить исправлением недостатков, эта его «правда» их только усугубляет.

Наши благословенной памяти мудрецы приводят на этот счет красивую притчу. Шел один человек по дороге и увидел двух птиц, резвящихся друг с другом. В порыве игры одна из птиц смертельно ранила другую, после чего полетела, сорвала какую-то травку и приложила ее к убитой подруге. Вторая птица тотчас ожила. Увидев это, человек решил воспользоваться уникальным случаем и нарвал этой удивительной травы, способной оживлять мертвых. Радостный побежал он к себе в город, а по дороге ему попался дохлый лев. И тут ему вдруг пришло в голову, что стоило бы проверить, насколько собранная им трава, действительно, обладает силой. В самом ли деле, в ее силах оживлять мертвых? И что он сделал? Взял траву и приложил к трупу льва. Лев ожил, набросился на него и съел.

Таковы отношения человека с правдой. Правда — это эликсир жизни, способный оживлять мертвых. Важно только использовать ее по назначению. Другими словами, если правда всегда стоит у человека на первом месте, она способствует исправлению человеческих недостатков и оживлению его разума. Но если его правда идет на поводу у его желаний для оправдания его дурных наклонностей и свойств характера, человек уподобляется герою приведенной выше притчи, который, имея в руках живительную траву, способную оживлять мертвых, вместо людей использовал ее на дохлом льве, и сам стал его добычей.

Так и человек в этом мире. Есть у него возможность оживить все то хорошее, что в нем есть, усилить свой разум, научить его властвовать над своими природными свойствами и быть по-настоящему счастливым. Но он может выбрать и другую, губительную возможность, подчинив свой рассудок голосу вожделений, порабощая свой ум на службе своих дурных качеств, тем самым, приложив «живую траву» к «дохлому льву». И стоит ли удивляться, что он сам становится жертвой?

Вот это и произошло с Корахом. Он подчинил голос правды голосу своих вожделений. И его пророческий дар, вместо того чтобы отдалить его от погони за почетом, лишь распалил его страсть к почету вплоть до спора с Моше-рабейну. Все почему? Потому что фактор приятности создал для него удобный довод истины. И та самая истина, которая по своей природе может служить эликсиром жизни, обернулась для него смертельным ядом. «Приложив» правду к доводам вожделений, он лишь оживил и усилил их.

Противоположный пример являет Аарон, о котором сказали наши благословенной памяти учителя, что «если бы знал Аарон, что Святой, благословен Он, напишет о нем: «Вот он выходит к тебе навстречу, и увидит тебя, и возрадуется сердцем», он бы вышел к нему [Моше] навстречу с тимпанами и танцами». Совсем непонятное высказывание. Неужели наши мудрецы умаляют достоинство Аарона, подразумевая, что если бы он знал, что его действия будут прославлены Торой, он действовал бы более совершенным образом?

На самом деле, все совсем наоборот, и Аарона хвалят за совершенство его душевных качеств. Он радовался величию Моше-рабейну при встрече с ним столь искренне (он в такой степени достиг совершенства), что он даже не видел в этом никакой особой заслуги, и не считал такую радость, заслуживающей отдельного внимания и упоминания. Радоваться за другого просто стало его второй натурой. Но если бы он знал, что этот поступок неординарен, что в нем проверяются его личные качества, и могло бы найтись место обиде, зависти или ревности, он не понадеялся бы на себя и свой опыт работы над собой, а опасался бы, что, возможно, его радость при встрече не окажется на должном уровне. Да еще Моше может засомневаться в искренности его радости, и это может затруднить ему принятие величия Моше. И тогда Аарон решил бы сопровождать свою радость тимпанами и танцами, чтобы развеять всякую возможную ревность и всякие сомнения в искренности его радости.

Таким был Аарон, у которого истина стояла на первом месте. В такой степени, что он даже не ощущал, что радость за другого для кого-то может быть затруднительной. А если бы и знал, это не произвело бы на него «стандартного эффекта», когда человек, которому «открыли глаза» на то, где он, по идее, мог бы позавидовать и обидеться, не сможет смириться с тем, что кто-то заслужил большего величия, чем он, и не успокоится, пока не «отомстит» ему за это. У Аарона — все наоборот. О нем свидетельствует Тора, что если бы он знал, что удостоится за это особой похвалы в Торе, он бы сделал из этого вывод, что это — серьезное испытание, и, следовательно, необходимо подготовиться к нему как можно лучше, не надеясь на уже проделанную до этого работу по усовершенствованию себя. И он приумножил бы все возможные действия, стимулирующие и сопровождающие радость, чтобы быть уверенным, что будет радость в сердце его при встрече.

Но Тора свидетельствует, что всего этого ему и не требовалось, поскольку его природа уже была исправленной, и он совершенно искренне радовался встрече. Таким образом, мы видим, насколько его отношение кардинально отличалось от отношения Кораха. У каждого из них были свои доводы в пользу «приятности» и «истинности» своих действий. Но если у Аарона на первом месте стоял критерий «истинности», и он радовался величию брата, то у Кораха на первом месте стоял критерий «приятности», и он взбунтовался против Моше под предлогом «почему вознеслись вы над общиной Творца». Он считал себя более достойным. Нам же остается вынести из всего этого важнейший урок: всегда на первое место ставить критерий истины. Поскольку если еще до проверки на истинность нас манит «приятность», то эта «приятность» не позволяет нам отличить объективную истинность наших доводов от мнимой. И тогда придется вести жестокую «борьбу с захватчиком», пока все не встанет на свои законные места, и приятность будет служить правде, а не наоборот.

¹⁹    Бамидбар раба 18.

²⁰    Эрувин 13.

²¹    Комментарий на Мишлей 3:13.

Глава девятая

Работать над своими качествами можно двумя способами: либо идти от легкого к сложному, либо, как советует Рамбам, избрать путь резких кардинальных изменений — от одной крайности к другой, подобно тому, как выпрямляют железную дугу. Для этого дугу разгибают и выворачивают в другую сторону, оставляя связанной в этом положении на некоторое время, чтобы, в конечном итоге, она распрямилась. Так и человек призван работать над собой, действуя наперекор своей природе. Как Аарон, который, если бы только мог представить себе существующий повод для обиды, вышел бы с тимпанами и танцами, чтобы искоренить всякую возможную обиду и зависть максимальным проявлением радости, доведенной в некотором смысле до своей крайности.

И об этом говорит пророк: «И надеющиеся на Всевышнего сменят силу, поднимут крылья, как орлы, побегут и не устанут, пойдут и не утомятся». Интересно, почему сначала написано «побегут», а затем «пойдут»? Казалось бы, логически должно быть все наоборот: сначала ходьба, затем — бег. Но пророк раскрывает нам порядок работы над своими душевными качествами. Ключ к пониманию этой работы: «надеющиеся на Всевышнего сменят силу». Тот, кто надеется на Творца, знает, что в борьбе ума с дурными побуждениями он не может рассчитывать лишь на свои силы, а нуждается в помощи Творца, поскольку его правда бывает порождением его желаний. Помимо этого упования он не сидит, сложа руки, а активно борется со своей природой, делая то, что в его силах.

Но, искренне желая исправить себя, он, тем не менее, осознает ограниченность и слабость человеческого разума, понимая, что одного его недостаточно и он остро нуждается в помощи Творца. Такой человек не будет работать над собой по принципу «от легкого к сложному», так как знает, что «тяжело» только тому, кто плохо разбирается в человеческих слабостях и желает побороть их исключительно своим умом. Это, действительно, очень тяжело. Но тот, кто, с одной стороны, надеется на Всевышнего, а с другой, делает все от него зависящее, изберет другой путь: путь «смены сил» — полного изменения своих качеств. И об этом говорится: «Поднимут крылья, как орлы».

Как у стареющего орла открывается второе дыхание и дух молодости, так все надеющиеся на Творца, изменив свои старые, закостенелые привычки, качества, стереотипы мышления на нечто совершенно новое, чувствуют себя обновленными. Но для этого необходимо следовать указаниям Рамбама в работе над собой, и для «распрямления» начальных качеств сначала полностью «перегнуть» их в противоположную сторону. Поэтому сначала «побегут и не устанут», а потом уж «пойдут и не утомятся». Как ребенок, который учится ходить, сначала «пробежит» несколько шагов, и таким образом научится ходить, так и взрослый человек, желающий стать «новорожденным» с точки зрения своих душевных качеств, на первых порах должен «бежать», мчаться в другую сторону, прилагать максимальные, крайние усилия и предпринимать радикальные действия, подобно распрямляющему железный обруч кузнецу. Поэтому сначала следует «бежать» и лишь потом допустимо «переходить на шаг».

Однако необходимо понять, почему человек, все зная и понимая, все равно после всех размышлений и расчетов оказывается в положении банковского служащего, у которого после всех вроде бы верных и точных расчетов порой в кассе возникают непонятно откуда взявшиеся недостачи. Так и человек, который вроде бы заинтересован работать над собой, после самоанализа и осознания пути вдруг оказывается «обворованным». Кто же тот вор, что лишает его действия?

Мы можем разобраться в этом на следующем примере. Если мы спросим любого астронома, каковы размеры звезды, то он сразу ответит, что звезды огромны, и своими размерами во много раз превышают размеры земного шара. И человек знает и понимает то, о чем он говорит, и все его расчеты точны, и он не отказывается от них ни на волос. Но если мы спросим его же: «Но, положа руку на сердце, понимая все это умом, как тебе видится эта звезда? Ощущаешь ли ты величину ее масштабов или все-таки смотришь на нее, как на крошечную точку по сравнению с Землей?» И на уровне чувств и ощущений практически каждый признает, что звезда для него размером не больше, а то и меньше мелкой монеты.

С работой над собой происходит то же самое. Можно спросить человека, насколько он осознает и видит бренность этого мира и величие Торы. И человек вам скажет, что весь наш мир -сплошная суета, и ничто по сравнению с великой Торой. И он расскажет, насколько тщетна и вредна погоня за благами этого мира, и насколько этот мир лишь использует человека, вместо того чтобы реально дать ему что-либо взамен. И понимает, что если он будет страстно стремиться к тому, чтобы обрести власть и возвеличиться над окружающими, то со временем рискует окончательно опозориться. И он знает, что все его желания не удовлетворят его дурной характер, что он может хотеть одного, а добиваться на деле совсем другого. Но он будет всем льстить и перед всеми лебезить, лишь бы добиться всеобщего признания, чтобы нравиться всем и каждому, а результатом будет всеобщее недовольство и отстранение. И ценность Торы ему известна. Он разбирается в том, что Тора дает человеку, что все, от чего человек отказывается, Тора восполняет ему с лихвой и дает ему новое сердце, и нет острее ощущения, чем победа над собой, когда человеку открывается источник жизни. И он в такой степени растет и развивается, что каждая победа над своими дурными наклонностями служит ему источником высшего наслаждения.

Одним словом, весь мир не стоит выеденного яйца по сравнению с возвышенной и величественной Торой. И тот, кто преклоняется перед естеством и стремится сочетать и то, и другое, останется опустошенным и в том, и в другом — в отличие от того, кто полностью предан Торе и твердо стоит на своем, и будет идти ее путями, и будет она освещать его путь. У первого нет ни пути, ни жизни. У второго есть и путь, и жизнь. Ведь он не только работает над собой, исправляя свои дурные качества, и воспитывает себя так, чтобы все его поступки были только ради Небес. Но есть у него, кроме того, и дух жизни: по нему видно, что он живет полноценной жизнью, которая служит ему постоянным источником радости. Он умеет отказываться от своего эгоизма и признавать свои ошибки. И никого он не боится, и чувствует, что работа по изменению себя составляет основу его жизненности. А тот, кто далек от совершенства и не работает над собой, и его постижение и знание много существеннее его поступков, на каждом шагу страдает от внешней критики и внутренних противоречий; он говорит одно, а делает — другое. И он стремится себя возвеличить, а в конце концов, становится жертвой критики.

Тот же, кто действительно стремится к совершенству, не обращает на все это внимания. Он желает исправить свои недостатки и старается, чтобы его поступки на практике соответствовали его познаниям. И в глубине души он чувствует, что Тора — величайшее счастье, доступное человеку в жизни, и понимает, что весь мир по отношению к Торе — как земной шар по отношению к самой огромной звезде. Но даже астроном, который может привести вам веские доказательства и вычисления того, во сколько раз звезды больше земли, когда захочет использовать в своей повседневной речи сравнение с чем-то огромным, он скажет «как земной шар», поскольку это — общепринятое понятие огромной величины. И никто не скажет, что нечто «велико, как звезда». Потому что по человеческим ощущениям любая звезда — во много раз меньше Земли, а образная речь построена на восприятии ощущений. Даже там, где эти ощущения идут вразрез с тем, что известно уму.

Так и человек может умом понимать, что весь этот мир лишь суета, а Тора — это все, но если мы спросим его, а что он фактически чувствует, насколько ощущает бренность этого мира, он честно ответит, что на уровне чувств и ощущений ему все кажется наоборот. Тора видится чем-то мизерным и мелким, а мир — огромным и значимым. Так ощущения противоречат голосу рассудка и переворачивают здравое мышление человека. И ему кажется, что в погоне за богатством и величием у него есть шанс, и вдруг этим шансом воспользуется кто-нибудь другой? И хотя умом он понимает все, как оно есть, но все зависит от чувственного восприятия. А на уровне чувств и ощущений ему кажется, что оставить прелести этого мира и найти ответы на свои жизненные вопросы — нереально и невозможно. И даже вначале поднимаясь в Торе, на каком-то этапе такой человек может сорваться и запутаться в том, что касается самосовершенствования и работы над собой.

Какой же выход? Работать над своим чувственным восприятием, чтобы научиться видеть мир Торы таким, каков он есть на самом деле: абсолютным добром, на которое человек может полностью положиться, словно ступая по прочному, железному мосту. И довериться Торе, и целиком предаться ее выбору, чтобы даже на уровне чувств ощущать душевный и духовный подъем, прелесть совершенства и работы над собой — ведь это смысл и суть человеческой жизни и с материальной, и с духовной точек зрения. И никакое влечение, заинтересованность и пристрастие этого мира не смогут сдвинуть человека с места, ведь они уже доказали свою бренность и низменность в его глазах. Это — путь к совершенной, цельной жизни, жизни душевного покоя без всяких сомнений и смятений. И такой человек удостоится упрочить свои пути и поступки по слову наших благословенной памяти мудрецов: «И да будут все твои поступки во имя Небес» и, как сказано: «На всех своих путях познавай Его»²².

²² Мишлей 3:6.