Первые шаги на раввинском поприще

Первые шаги на раввинском поприще

Теперь жизнь Йерухама была проникнута новым духом. Став раввином, он несколько изменил свой образ жизни и распорядок своих занятий.

Прежде он занимался только самыми трудными разделами обоих Талмудов, а также книгами величайших мудрецов, комментаторов и законодателей древности и средневековья. Тогда для него были в равной степени интересны как законы, часто встречающиеся на практике, например, правила определения кашерности пищи, законы удаления квасного в Песах, построения шалаша в Суккот и им подобные, так и законы, которые найдут свое практическое применение только в эпоху Машиаха, например, законы, посвященные одеяниям коэнов и храмовому служению, законы о городах-убежищах. Ведь он любил Тору ради нее самой и не искал в ее изучении никакой практической выгоды или пользы. Он говорил: “Поскольку Творец Мира счел нужным написать об этом в Торе, я должен это изучать”. Но его вовсе не интересовали многочисленные сборники, где основные законы излагались более популярно и просто. Он часто говорил: “Зачем нужны эти выжимки, если передо мной открыты сами источники?! Зачем убивать время, перемалывая уже молотую муку?”.

Прежде он никогда не вступал в беседу о Торе с изучающими ее простыми людьми, потому что был целиком поглощен своими занятиями. Он обменивался мнениями только с величайшими знатоками, которые свободно плавали по океану Талмуда и могли подхватывать дискуссии мудрецов древности. Его ремеслом всегда была только Тора, к ней он был привязан и в нее погружен, а то, что происходило вокруг, в мире обычных людей, было крайне далеко от него. Все, что связано с мирскими делами, торговлей, коммерцией, было совершенно чуждо ему и известно только из книг.

Но теперь, когда он стал раввином и ему пришлось соприкоснуться с миром реальностей, жизнь начала наносить ему удар за ударом. Оступившись несколько раз из-за недостаточного знания реальной жизни, он на собственном опыте постиг справедливость изречения мудрецов: “Не понимает человек сказанного в Торе, пока сам на этом не оступится”. Тогда его стала тревожить совесть и ее голос настойчиво повторял: “Выберись из своей скорлупы и посмотри, что с тобой происходит”.

Я упомяну здесь несколько случаев, натолкнувших его на эти раздумья. Раз, когда он пришел в бейт мидраш, один из простолюдинов задал ему вопрос, касающийся порядка молитвы. Молодой раввин, уверенный в своей эрудиции, ни минуты не мешкая, ответил ему: “Закон говорит так и так”, причем, он имел в виду трактовку закона, изложенную в Талмуде и книгах древних законодателей. Однако после молитвы тот же человек подошел к нему и сказал:

—    Наш учитель, но ведь в книге Хаей адам написано совсем по-другому.

—    А у меня свое мнение, - ответил рав Йерухам, выслушав возражение, и он объяснил присутствующим свои аргументы и доводы в пользу решения, противоречащего приведенному в Хаей адам. Слушатели вдумались, взвесили аргументы и контраргументы, и решили, что их молодой раввин прав.

В другой раз ему задали вопрос, касающийся порядка синагогального чтения Торы, и он вынес решение, опираясь на трактат Софрим, где изложены основные законы, связанные со Свитком Торы. Но ему возразили, что в их городе всегда поступали иначе, согласно указаниям раввинов, которые были до него. После проверки, в одном из поздних алахических кодексов обнаружили, что по этому вопросу во многих общинах существуют разные обычаи.

Был случай, когда ему задали вопрос о кашерности некого блюда, и он ответил в соответствии со своим представлением о том, как это блюдо готовится. Но из-за недостатка житейских знаний его решение оказалось неверным. Когда жена открыла ему глаза на действительный способ приготовления этого блюда, он поспешил признаться в ошибке.

В Сельцах жил старый меламед по имени реб Хона-Лейб, человек благочестивый и богобоязненный. Он был большим знатоком кодекса Шульхан арух, и особенно части Орах хаим, касающейся законов повседневной жизни, а также был исключительно эрудирован в позднейших популярных кодексах и сборниках, приводящих различные обычаи. Он с особой тщательностью исполнял все предписания закона, стараясь учитывать различные мнения законодателей, и всегда донимал раввинов своими вопросами и сомнениями. Когда рав Йерухам появился в Сельцах, реб Хона-Лейб стал часто наведываться и к нему. И когда молодой раввин отвечал ему, основываясь на талмудических источниках, реб Хона-Лейб то и дело находил противоречащие его словам указания в сборниках обычаев или в популярных кодексах. Он высказывал свои сомнения, ворчал и уходил недовольный, а недоумение в его сердце все увеличивалось. Однажды рав Йерухам сказал ему:

—   До каких пор ты будешь, как нищий, рыться в этом хламе и возиться с этими мелочами?

Постепенно жители Селец начали сомневаться в правильности решений раввина, выражать свое недовольство и роптать: “Он, конечно, силен в талмудических дискуссиях, тут он способен сокрушить горы и раздробить их в порошок, но кто знает, силен ли он в практической алахе?!”.

Находились недовольные и его решениями по денежным тяжбам. Они говорили: “Поскольку он полностью погружен в свои занятия и исследование талмудических проблем, он настолько далек от жизни и практических дел, что вряд ли сможет выяснить истину в конфликтах между соседями, при разделе имущества и в тому подобных вопросах. И кто знает, можно ли полагаться на его решения, когда он признает одну из сторон правой, а другую - заставляет платить?!”.

Правда, никто не осмеливался и рта раскрыть в присутствии самого раввина или же открыто выступить против него, потому что своей ощутимой святостью, усердием в изучении Торы и благочестием он внушал обитателям Сельцов трепет. Но в глубине сердец накапливалось недовольство им, и из дома в дом переходил глухой ропот.

Один из жителей Сельцов по имени реб Арке, выдающийся ученый, человек богобоязненный и прямодушный, заметил, что люди шепчутся и ропщут за спиною раввина. Привыкший говорить правду, невзирая на лица, реб Арке пришел к Йерухаму и сказал:

—   Раби, мне нужно с тобой потолковать.

—   Говори.

И он сказал:

—   Я всего лишь прах под твоими стопами, и Б-же меня упаси, чтобы я позволил себе сомневаться в правильности твоих алахических решений и указаний. Но прости меня, я должен сказать, что ты идешь по неверному пути. Ведь ты совсем не изучаешь общепринятые кодексы последнего времени и выносишь решения лишь по своему усмотрению. А когда тебе говорят, что в таком-то и таком-то кодексе указано по-другому, ты отвечаешь, что не принимаешь в расчет эти книги. И тем самым ты даешь повод сомневаться в твоих решениях, ведь сказали мудрецы, что “после того, как законоучитель вынес решение, он уже пристрастен в своих оценках” - поэтому-то ты и пренебрегаешь книгами, которые опровергают тебя. Но ты вредишь не только себе, ты еще и умаляешь честь Торы. Ведь в глазах людей Хаей адам и подобные ему кодексы являются носителями закона, и на них привыкли целиком полагаться. И когда ты пренебрегаешь этими книгами, ты лишаешь их в глазах людей святости и из Торы делаешь как бы “две Торы”. И мне также кажется, что не деликатно пренебрегать любой книгой, получившей известность и завоевавшей авторитет, а наоборот, следует прислушиваться к ее мнению. А тот, кто поступает иначе, выглядит гордецом. И еще - нехорошо, что ты не обращаешь внимания на местные обычаи. Ведь мудрецы сказали: “Выйди и посмотри, как поступает община” - т.е. посмотри, какой обычай принят народом. И еще сказали мудрецы: “Каждая река течет по своему руслу”, т.е., каждая община следует своему обычаю. И еще сказали: “Обычаи Израиля - это тоже Тора”, “Обычай может отменить закон”. И еще, мельчайшие нюансы при произнесении молитвы и различные тонкости синагогального чтения Торы - в глазах народа это основы нашей веры и религии. И когда ты называешь все это “хламом” и “мелочами”, ты этим унижаешь веру и оскверняешь святыни. И самое главное: ты настолько оторвался и отдалился от жизни, что община не может существовать под водительством такого раввина. Наши мудрецы не зря опасались: “как бы мошенники не сказали, что знатоки Торы не разбираются в их проделках” - а ты ежедневно демонстрируешь свою неосведомленность и неискушенность в мирских делах. И помни: то, в чем можно оправдать частного человека, невозможно оправдать руководителя общины. То, что ты мог себе позволять, оставаясь частным лицом, ты не можешь себе позволить, став главою общины, когда все глаза устремлены на тебя. А теперь, мой учитель и наставник, прости меня, если я сказал, что-то лишнее, и возможно, из моих уст вырвались какие-нибудь неподходящие слова. И еще прости меня, что я отнял у тебя время, которым ты так дорожишь, и оторвал тебя от твоих исследований. Но именно об этом сказали мудрецы: “Порой перерывы в изучении Торы необходимы для самого ее существования”. И вот, “на Небесах мой свидетель”, что не ради себя и не для своей пользы говорил я, но оберегая твою честь и честь Торы, которые мне очень дороги.

Слова, идущие от сердца, проникают в сердце. Убедившись, что реб Арке говорил совершенно искренне и что все сказанное им - правда, Иерухам поблагодарил его, сказав:

—   Я принимаю твои наставления. Возможно, ты прав. Я берусь разобраться в своих поступках и исправить то, что в моих силах.

И реб Арке ответил:

—    “Счастливо поколение, в котором великие прислушиваются к малым”.

В ту ночь молодой раввин не сумел заснуть. Он обдумывал свои дела и судил себя судом совести. Он осознал, что прежде всего поступает неправильно, отвечая на задаваемые ему вопросы в ту же секунду, без всякого предварительного изучения или обдумывания. И он взял себе за правило не принимать ни одного алахического решения самостоятельно, не посоветовавшись прежде с Торой, - но открывать книгу, отыскивать нужную страницу, вдумываться, а затем уже отвечать.

И согласно своей склонности добираться до корня каждой вещи и всему находить источник в Писании, он нашел в Торе стих, подтверждающий его новое решение: “Если непостижимо будет для тебя дело для разбора..., то поднимись и взойди на то место, которое изберет Ашем, твой Б-г” . А теперь, когда за наши великие грехи мы изгнаны из нашей страны и “место, которое избрал Ашем”, - в развалинах, не осталось у нас ничего, кроме Торы, она теперь - “место, избранное Ашемом”. И всякий раз, когда “дело непостижимо для разбора”, мы обязаны “подняться и взойти” к Торе, спросить у нее совета и поступить согласно ее словам.

И еще он убедился, что поступает неправильно, относясь с таким предубеждением и пренебрежением к книгам позднейших законодателей. Подтверждение этому он нашел в том же самом стихе Писания, который продолжается словами: “И приди... к судье, который будет в те дни...*’. И сказали мудрецы: “Нет для тебя другого судьи, кроме того, который судит в твою эпоху... Ифтах, который судил свое поколение, подобен для своего поколения величайшему пророку Шмуэлю”. Ведь книги законоучителей каждого поколения были одобрены главами поколения, и народ Израиля принял их - эти кодексы и есть “судьи, которые будут в те дни”. Поскольку Тора дана всему народу Израиля, мы, действительно, обладаем правом, основываясь на принципах и методах самой Торы, оспаривать мнения этих законодателей и приводить аргументы и доказательства, опровергающие их решения. Так поступали и сами мудрецы Талмуда. Но ни у кого нет права относиться к этим книгам пренебрежительно. Ведь сказали мудрецы: “Слушай, Израиль, а потом уже возражай”  — т.е. сначала молча и внимательно выслушай, а потом уже можешь опровергать или возражать. А гаон р. Хаим Воложинер так толкует слова мишны “Пусть твой дом станет местом собрания мудрецов, пребывай (дословно - “пылись”) во прахе у их ног”: “Борись с ними, возражай и оспаривай их мнения (игра слов, т.к. слова “борись” и “пылись” в иврите - однокоренные); но “во прахе у их ног”, т.е., скромно и проявляя должное почтение к ним”.

Рав Йерухам поставил для себя законом, что книги обычаев и заслужившие авторитет книги позднейших законоучителей, такие как Хаей адом, Беэр эйтев, Шульхан арух арав, а также молитвенник Дерех ахаим, содержащий многочисленные комментарии, всегда будут на его рабочем столе. И каждый раз, когда к нему будут обращаться с вопросом, он раскроет эти книги, вдумается в их алахические решения, а затем уже даст свой ответ. Это правило он неукоснительно соблюдал до конца жизни*.

И еще он обратил особое внимание на то, чтобы не преуменьшать значение вопроса в глазах посетителя и вникать в каждую проблему с полной серьезностью, даже, если, на самом деле, она лишена всякого смысла. Впоследствии, когда он был раввином в Пружанах, он рассказал мне, что только что к нему приходил посетитель с вопросом, можно ли спать на тюфяке, набитом смесью соломы с сеном. В душе он подивился дремучей наивности этого человека, который опасался нарушить закон, полагая, что эта смесь - тоже шаатнез, но и виду не подал и постарался, чтобы в его ответе не было и тени насмешки или высокомерной иронии. Он сказал: “Если бы я поступил иначе, то создал бы проблему на будущее, потому что, если я позволю себе высмеивать бессмысленные вопросы, люди постесняются спрашивать и тогда, когда у них будут существенные проблемы”.

Рав Йерухам сразу приступил к осуществлению намеченной программы. За несколько дней он изучил кодекс Хаей адам, молитвенник Дере.х ахаим, в котором приводились многочисленные правила и обычаи, связанные с организацией литургии, и другие книги такого рода. Старый меламед реб Хона-Лейб и подобные ему придиры были поражены, когда увидели, что теперь, отвечая на любой их вопрос, молодой раввин цитирует наизусть целые страницы их излюбленных книг, в которых они считали себя эрудитами, - теперь он прежде всего приводил мнение этих законоучителей, а затем уже сообщал и свое суждение.

Он также постарался ближе познакомиться с практической жизнью. Он понимал, что его невежество в житейских вопросах вызвано его всепоглощающим усердием в изучении Торы — погруженный в свои исследования он ни с кем не вступал в беседу, кроме других знатоков Торы и посетителей, которые приходили к нему с алахическими вопросами. Жители Сельцов избегали посещать его дом, потому что видели, что они ему в тягость, что он говорит с ними лишь через силу, по принуждению, и в то же мгновение, когда они разворачиваются, чтобы уходить, он с радостью возвращается к своим занятиям, читая, по своему обыкновению, нараспев, во весь голос. Посетители чувствовали, что своим приходом они отрывают раввина от Торы,- и страшились “пылающих углей Геинома”.

Теперь он попытался, насколько возможно, восполнить этот пробел и добавить к своим познаниям в Торе необходимое на его новом поприще понимание житейских проблем. Уловив его намек и поняв желание его сердца, рава Йерухама стали время от времени посещать двое из наиболее уважаемых жителей городка. Одним из них был реб Элияу беи Бецалель Вархафтиг, ставший впоследствии моим тестем. Он был знатоком Писания, трепетал перед Б-гом, любил Тору и почитал ее исследователей, и особенно р. Йерухама, к которому тянулся всем сердцем. И кроме того, он был богат и, с успехом занимаясь различными коммерческими делами, приобрел глубокую осведомленность во всех тонкостях и хитросплетениях практической жизни. Реб Элияу был безмерно счастлив появившейся возможности побеседовать с раввином и старался полностью удовлетворить его интерес, - эти разговоры доставляли ребу Элияу наслаждение, подобное усладам Ган Эдена. Вторым собеседником раввина был реб Нотэ-Зеев Шейнберг, умный и образованный человек, великолепный рассказчик, способный завоевать сердце каждого - и вместе с тем настойчивый и властный руководитель, почти единолично распоряжавшийся делами общины. И поскольку все бразды правления находились в его руках, горожане дали ему прозвище “Губернатор”. Возможность навещать раввина была для него большой честью, и он также помогал Йерухаму восполнять пробел в его знаниях.

Эти двое приходили к Йерухаму, когда он уставал от занятий, и делились с ним своим опытом. Реб Элияу рассказывал о всевозможных сделках и коммерческих операциях, раскрывая все подробности и нюансы, а реб Нотэ-Зеев - “Губернатор” - излагал бесчисленные истории об евреях и иноверцах, живописуя нравы и обычаи различных сословий, выявляя взгляды и суждения представителей различных слоев еврейской общины.

Заметив, что в прежде неприступной стене появились пробоины, в дом раввина стали захаживать и другие обитатели городка, чтобы рассказать о своих делах и проблемах. Молодой раввин с интересом выслушивал посетителей, желая как можно больше узнать об окружающей его жизни. Он даже позволял себе иногда прогуляться с кем-нибудь из своих гостей по окрестностям городка. И когда они проходили мимо какого-нибудь необычного здания или местной достопримечательности, он расспрашивал своего спутника об этом, желая выяснить все подробности.

Так продолжалось около трех месяцев. Рав Йерухам не только преуспел в своих новых занятиях, но и превзошел своих учителей. В течение этого короткого времени он приобрел весьма обширные познания в деловой и бытовой сферах жизни. И поскольку он уже уяснил своим острым умом основные особенности различных сторон практической жизни, разгово

ры этих людей потеряли для него всякий интерес. “Люди дела” и их незамысловатые гешефты снова стали чужды его душе, привыкшей к непрерывному изучению Торы, в которой он ежедневно находил для себя нечто новое и неизведанное. И его природное влечение к Торе властно предъявило свои требования. Если в эти месяцы он забывал какое-либо толкование мудрецов и был вынужден подолгу его искать в книгах, он объяснял это тем, что пренебрег Торой ради всех этих прогулок и разговоров - он очень переживал из-за этого и “проникался ненавистью к себе самому”. И он возвратился в свою комнату, к своим занятиям, как прежде, а визиты и прогулки постепенно прекратились.

Когда Гадоль был уже стар, он однажды сказал мне, шутя: “Восемнадцать месяцев жил Рав среди пастухов, чтобы научиться определять пороки, которые делают скот непригодным для жертвоприношений, и все же Раби — его святой учитель — не доверял ему определения этих пороков. И я три месяца учился у людей дела и тоже не удостоился получить от них диплом, подтверждающий мое знания. И тем не менее, я могу сказать, что познания, приобретенные тогда, пригодились мне на всю жизнь, и поныне я черпаю из них всякий раз при решении практических дел”.

_{*  Однажды Гадоль объяснил мне это свое правило, опираясь на строки Писания. Сказано о царе Израиля (Дварим 17:18-19): “И вот, как воссядет он на престол своего царства, пусть напишет себе Свиток Торы...; и пусть свиток будет с ним, и пусть читает его все дни своей жизни...”. Но если “все дни своей жизни” царь будет только “читать его”, когда же он будет управлять своим царством и как удержится на престоле? Но имеется в виду, что свиток должен быть всегда с царем, чтобы в любой момент, когда необходимо принять судебное решение, он бы мог “читать его” и выносить решение, основанное на Торе. В наши дни раввин подобен царю, вершащему суд, - алахические кодексы всегда должны быть разложены перед ним, чтобы, вникнув в строки закона, он бы выносил решение в соответствии с ними. И Гадоль добавлял, что благодаря приведенному сравнению становятся ясны слова Торы, завершающие эту заповедь: “...чтобы не возносилось сердце царя над его братьями” (там же 17:20). Какое отношение это имеет к заповеди о Свитке Торы? Но объясняется это так: если законоучитель выносит алахическое решение поспешно, не заглядывая в книги, причина кроется в его высокомерии и гордыне - ведь таким образом он демонстрирует свою “гениальность” и “исключительность”, давая понять, что “никакая тайна не затрудняет его” (Ср. Даниэль 4:6) - он сидит и изрекает слова Закона, как Моше, который получал пророчества из уст Всемогущего; кто сравнится с таким “оракулом”?! Однако, когда перед законоучителем раскрыты Хаей адам и Шулхан арух с комментариями и он “читает их все дни своей жизни”, а получив вопрос, изучает эти книги и отвечает, его сердце уже “не вознесется над его братьями”, потому что теперь каждый сможет сказать ему: “Я ничем не хуже тебя. Ведь если бы я уделял столько времени изучению этих книг, то мог бы ответить ничуть не хуже” (От автора).}