Ассимиляция и национализм

1

Прежде чем мы сможем эффективно бороться с антисемитизмом, нам следует отучить самих себя от него и его первейшего признака — рабского мышления. В своей собственной среде нам необходимо обрести большее достоинство, большую независимость. Только когда мы отважимся рассматривать себя как нацию, только когда станем уважать самих себя, мы сможем добиться уважения других, или, скорее, тогда уважение других придет само. Антисемитизм как психологический феномен будет сопровождать нас до тех пор, пока евреи и неевреи связаны друг с другом. Но что в этом плохого? Быть может, благодаря антисемитизму мы оказались в состоянии сохранить еебя как народ. Во всяком случае, таково мое мнение.

Когда я вижу выражение "германские граждане иудейского вероисповедания", то не могу сдержать грустную улыбку. Что по сути означает эта высокопарная формула? Что есть своеобразное неверие, благодаря которому можно перестать быть евреем? Нет, конечно. На деле за этой формулировкой стоят два постулата наших остроумцев:

Во-первых, я не желаю иметь ничего общего с моими бедными (т.е. восточноевропейскими) соплеменниками.

Во-вторых, я хочу, чтобы ко мне относились не как к сыну моего народа, а лишь как к члену некой религиозной общины.

Разве это достойно? И может ли ”ариец” уважать таких лицемеров? Я — не германский гражданин, и во мне нет ничего, что могло бы свидетельствовать об "иудейском вероисповедании". Но я — еврей. И я рад принадлежать к еврейскому народу, хотя и не отношусь к нему как к "избранному”. Давайте оставим антисемитизм неевреям и сохраним в наших собственных сердцах тепло к родным и близким.

1920

2

Еще каких-нибудь лет тридцать назад евреи Германии не считали, что принадлежат к еврейскому народу. Они ощущали себя лишь членами некой религиозной общины. Многие из них и по сей день придерживаются такой точки зрения. По сути, они значительно более ассимилированы, чем русские евреи. Они окончили смешанные школы и тем подготовили себя к немецкой национальной и культурной жизни. Однако несмотря на обретенное ими политическое равноправие, в Германии сформировался массированный общественный антисемитизм. И именно образованные слои германского общества выступают в роли разносчиков этой антисемитской заразы. Они воздвигли целую "культуру” антисемитизма. В то же время образованные русские (по крайней мере, перед войной) были в массе настроены филосемитски и часто самым достойным образом вступали в бой с юдофобами.

У этого германского феномена много причин. Частично они коренятся в том, что на евреев Германии приходится непропорционально высокая доля в интеллектуальной жизни немецкого народа. В то же время мне кажется, что позиции германских евреев в экономике сильно преувеличены. Зато влияние евреев на прессу, их участие в литературе и науке Германии бросаются в глаза даже самому поверхностному наблюдателю. Это дает пищу множеству антисемитов, чье неприятие евреев основано не на биологической ненависти, а на аргументации, в которую они искренно верят. Они воспринимают евреев как нацию, отличную от немцев, а потому встревожены растущим влиянием евреев на свою национальную жизнь.

Вероятно, процент евреев в Англии немногим ниже, чем в Германии. И все же английские евреи не оказывают такого влияния на британское общество, как немецкие евреи в Германии. И это происходит вопреки тому, что им доступны самые высокие посты - еврей может стать лордом главным судьей или вице-королем Индии26. В Германии подобное назначение еврея попросту немыслимо.

Во многих случаях антисемитизм диктуется политическими соображениями. Иными словами, зачастую принадлежность к политической партии показывает, станет ли тот или иной человек открыто декларировать антисемитизм. К примеру, если социалист по своим убеждениям и антисемит, он не станет афишировать свое кредо или вести себя соответственно, поскольку это не значится в программе его партии. Однако консерваторы — иное дело. В их среде антисемитизм используют в партийных интересах, чтобы разжечь болезненные инстинкты толпы. В стране наподобие Англии существование древней, глубоко укоренившейся либеральной традиции препятствует быстрому распространению антисемитизма. Хочу добавить по ходу дела, что именно этим можно объяснить тот энтузиазм, с которым там были восприняты мои теории. Я говорю это, не будучи знаком со страной. По сей день я ни разу не бывал в Англии. В Германии отношение к моим теориям зависело от партийной принадлежности прессы. В то же самое время английская наука не позволила политическим пристрастиям влиять на свою объективность. Англичане оказали огромное влияние на развитие науки и потому с особенной энергией и особенным успехом принялись за разбор теории относительности.

Я полагаю, что немецкий иудаизм в значительной мере находится под влиянием антисемитизма. Прежде религиозные традиции препятствовали смешению евреев с неевреями. Подъем благосостояния и рост образования привели к распаду этих ограничений. Не осталось ничего другого, кроме враждебности к евреям, именуемой антисемитизмом, которая продолжала удерживать евреев в изоляции. Не будь этого, ассимиляция германских евреев давным-давно бы уже завершилась.

Все это я испытал на себе. Не считая последних двух лет, я жил в Швейцарии и не ощущал там своего еврейства. Ничто не пробуждало во мне какие-либо еврейские чувства. Но с переездом в Берлин все изменилось. Там я воочию увидел те трудности, с которыми сталкивались многие еврейские юноши. Я увидел, как антисемитское окружение закрыло им доступ к систематическому образованию и, таким образом, к устойчивому существованию. Это особенно сильно коснулось евреев — уроженцев восточной Европы, которых постоянно подвергали провокациям. Я не верю, что их чересчур много, лишь в Берлине они сколько-нибудь заметны. Тем не менее их присутствие стало национальной проблемой. На митингах, конференциях, в печати поднялось движение за немедленную высылку или интернирование этой категории евреев. В качестве доводов приводились жилищные проблемы и экономическая депрессия. Чтобы повлиять на общественное мнение, извлекали невесть какие данные.

Этих восточноевропейских евреев сделали "козлами отпущения” — на них возложили ответственность за все невзгоды сегодняшней Германии и за все последствия войны. Подстрекательство против этих несчастных изгнанников, едва спасшихся из того ада, каким ныне стала для них Восточная Европа, превратилось в эффективное политическое оружие. Оно используется любым демагогом. Когда германское правительство принялось рассматривать вопрос о высылке, я выступил в защиту гонимых и указал в ” Берлинер Тагеблат” на всю антигуманность и безрассудство подобной меры. Вместе с несколькими коллегами, евреями и неевреями, я открыл для этих восточноевропейских евреев университетские курсы. Должен сказать, что мы получили официальное признание и значительную помощь германского министерства просвещения.

Эти и сходные события пробудили во мне еврейское национальное чувство. Я — еврей по национальности. Это означает, что я требую сохранения еврейской национальности наравне со всеми остальными. Я рассматриваю еврейскую национальность как некий факт и полагаю, что каждому еврею следует именно с таких позиций подходить к решению "еврейских вопросов". Я рассматриваю рост настойчивости, с которой евреи отстаивают свои права, как явление позитивное — и для евреев, и для неевреев. Это стало основным мотивом моего присоединения к сионистскому движению. Для меня сионизм не замыкается на колонизации. Еврейская нация — это живой организм, и чувство еврейского национализма должно быть развито и в Палестине, и в любом другом уголке земного шара. Прискорбно, что отрицается существование еврейской нации в диаспоре. Потому что ограничение еврейского этнического национализма границами Палестины по существу отрицает существование еврейского народа. В таком случае надо набраться мужества и как можно полнее и быстрее ассимилироваться.

Мы живем в эпоху бурного и, вероятно, чрезмерного национализма. Но мой сионизм не исключает космополитических взглядов. Я верю в реальность еврейской нации и верю, что у каждого еврея есть обязательства по отношению к своим единоверцам. Вот почему суть сионизма многогранна. Евреям, которые пали духом в украинском аду или в польских смутах, он позволяет надеяться на более сносное существование. Возвращая евреев в Палестину (то есть возвращая их к нормальной и процветающей экономической жизни), сионизм высвобождает творческие силы, способные обогатить все человечество. Но главное назначение сионистской деятельности — в упрочении достоинства и самоуважения евреев диаспоры. Меня всегда коробили недостойные стремления и потуги к ассимиляции, которые я замечал у многих своих друзей.

Создавая еврейское государство в Палестине, еврейский народ сможет без помех раскрыть свои созидательные возможности. Еврейский университет и подобные ему учреждения приблизят народ к его национальному возрождению. При этом еврейский народ обогатит свою нравственную культуру и знания и, как много веков тому назад, вновь достигнет лучшей жизни, чем та, что неминуемо уготована ему в нынешних условиях.

1921

3

Восстановление Палестины для нас, евреев, не просто филантропический акт или эмиграционное предприятие. Это — проблема первостепенного значения для еврейского народа. Палестина не просто убежище  для восточноевропейских евреев, но воплощение пробудившегося и обновленного чувства национального единства. Возможно ли усилить это чувство? На этот вопрос я отвечаю утвердительно. И не только потому, что чувствую это инстинктивно, но также исходя из рациональных соображений.

Давайте обратимся к истории евреев Германии на протяжении последнего столетия. Сто лет назад наши предки за очень малым исключением все еще обитали в гетто. Они были бедны и отделены от неевреев барьером религиозных традиций, традиционного образа жизни и правовых ограничений. Их духовное развитие ограничивалось их собственной литературой, и лишь отчасти они подпадали под то громадное влияние, которое оказало Возрождение на всю интеллектуальную жизнь Европы.

Однако в одном отношении эти люди, как бы ни был убог их удел, имели перед нами явное преимущество. Каждый из них каждой клеточкой и всеми фибрами души был привязан к общине. Она, в свою очередь, регламентировала их быт, давала ощущение полноправности и не предъявляла никаких требований, которые шли бы вразрез с врожденным образом мыслей. Наши предки были более стеснены и материально, и духовно, но как социальный организм они являли собой завидный образец психологической стабильности. Затем пришла пора эмансипации. Она открыла и во сне не снившиеся перспективы прогресса. Отдельные евреи быстро выдвинулись в экономической и социальной жизни. Они жадно впитывали великолепнейшие достижения западного искусства и науки. Они стремились отыскать магистральные пути развития и внесли вклад исключительной ценности в общий прогресс. По ходу дела они воспринимали иной образ жизни, все более и более удалялись от собственных религиозных и социальных традиций, приобретали нееврейские привычки, обычаи и мышление. Казалось, они собираются полностью раствориться в окружающих народах, которые и преобладали над ними численно, и превосходили их своей политической и культурной структурой. Полное исчезновение евреев в Центральной и Западной Европе казалось неминуемым. Однако все пошло по-иному. Похоже, в нациях с ярко выраженной расовой индивидуальностью существуют инстинкты, препятствующие исчезновению. Ассимиляция евреев в среде европейских народов — по языку, обычаям и до некоторой степени даже в формах религиозной организации — не искоренила чувство отчужденности между ними и их окружением. Инстинктивно ощущалось отсутствие родства. В самом крайнем случае это можно отнести на счет закона сохранения энергии. Нации не желают растворяться; каждая хочет идти своим путем. Мирные взаимоотношения могут быть достигнуты, но только если народы проявляют взаимную терпимость и уважение друг к другу. Помимо всего, это требует от нас, евреев, еще раз осознать свою национальную принадлежность и вновь обрести то самоуважение, которое необходимо для нашего существования как нации. Мы должны заново учиться признавать свое происхождение и свою историю; мы должны вновь взять на себя как на нацию такие культурные задачи, которые укрепили бы наше чувство солидарности. Недостаточно, если каждый сам по себе участвует в мировом культурном процессе,— необходимо приложить руки к такой работе, которая могла бы выработать цели нашего национального существования. Так и только так может сохраниться еврейский народ.

С этих позиций я и смотрю на сионистское движение. Сегодня история диктует нам необходимость включиться в экономическое и культурное восстановление Палестины. Вдохновенные гении и провидцы заложили фундамент такой работы, которой лучшие из нас готовы посвятить свои жизни. Было бы хорошо, если бы каждый проникся значимостью этого труда и внес свою лепту в его успех.

Именно в Америке я впервые открыл для себя еврейский народ. Всяких евреев я видывал, но ни в Берлине, ни в любом другом уголке Германии мне никогда не доводилось сталкиваться с еврейским народом. Эти люди по большей части прибыли в Америку из России, Польши и Восточной Европы. Эти мужчины и женщины все еще сохраняют здоровое национальное чувство, по сю пору не уничтоженное процессом раздробления и рассеяния. Я обнаружил, что они полностью готовы к самопожертвованию и практическому созиданию. Например, они сумели в короткий срок собрать необходимые средства для будущего университета в Иерусалиме — по крайней мере, для его медицинского факультета. Я обнаружил также, что в своем большинстве это представители среднего класса и даже совсем простые люди. Именно в их среде сохранилось здоровое чувство принадлежности к единому целому и желание делать пожертвования. У меня создалось впечатление, что сконцентрировав ядро еврейского народа в Палестине, мы обретем новый духовный центр, и вот тогда-то чувство отчужденности рассеется. Именно такого животворного эффекта я ожидаю от возрождения Палестины.

1921

4

Я убежден, что наша поселенческая деятельность в Палестине принесет успех и мы создадим там тесно спаянную общину. Ей предстоит стать моральным и духовным центром еврейского народа. Именно в этом, а не в экономической стороне дела, я вижу подлинное значение работы по возрождению Палестины. На мой взгляд, не столь важна экономическая независимость Палестины, сколь ее переход в категорию высокой духовной и моральной ценности для всего еврейского народа. С этой точки зрения много достигнуто возрождением языка иврит. Затем должно последовать развитие наук и искусств. В этой связи я придаю важнейшее значение Еврейскому университету. Палестина не решит "еврейский вопрос”, но ее развитие будет означать возрождение духа еврейского народа.

1923

5

Общинам, которые связаны воедино узами расы или традиции, приходится прилагать немалые усилия для охраны и поддержания своего обособленного образа жизни. Такой путь не соответствует моим убеждениям. Однако если община как таковая подвергается нападкам, она вынуждена защищаться. Ее задача — отстоять материальные и духовные интересы своих членов. Совместные действия спасут людей от душевного урона, который неизбежно влечет за собой изоляция. Вот почему следует поддержать усилия евреев во имя общей цели, даже если национализм не вызывает приязни.

Ясно, что в нынешних обстоятельствах только задача восстановления Палестины побудит евреев к эффективным совместным действиям. Это — единственная притягательная цель. Бессмертная заслуга Герцля состоит в том, что он первым ясно увидел этот путь и наметил верные практические ходы. Поэтому я убежден, что каждый еврей, который более всего дорожит процветанием и достоинством еврейской нации, должен отдать все силы для воплощения идеала Герцля.

Немецкий еврей, который трудится для еврейского народа и ради еврейского национального очага в Палестине, не утрачивает своей преданности Германии. Точно так же еврей, который крестится и меняет имя, продолжает оставаться евреем. Две эти преданности — явления разного рода. Дело не в противопоставлении еврея и немца, а честности и бесхарактерности. Тот, кто остался верен своему происхождению, расе и традициям, будет верен и своему государству. Изменивший в одном предаст и в другом.

1926

6

Величайшим врагом еврейского национального сознания и чувства собственного достоинства стало ”ожирение души”. Употребляя это выражение, я имею в виду утрату моральных основ под влиянием богатства и жизненных благ. Сюда же надо отнести и определенную духовную зависимость от окружающего мира. Ее породил развал еврейской общинной жизни. Лучшее в человеке выявляется лишь тогда, когда он всецело принадлежит к какой-то определенной группе. Поэтому серьезная моральная опасность грозит еврею, утратившему контакт со своей национальной группой и считающемуся чужаком в той среде, где он обитает. Часто ситуация такого рода порождает жалкий и безрадостный индивидуализм.

Давление извне на еврейский народ особенно сильно в наши дни. Тем не менее наши страдания оказались не напрасны. Появилась тяга к еврейской общинной жизни, о чем и не помышляло поколение наших родителей. Под воздействием пробудившегося чувства еврейской солидарности расцвела поселенческая деятельность в Палестине. Невзирая на немыслимые трудности, эту работу ведут одаренные и преданные своему делу энтузиасты. Такая деятельность в высшей степени ценна для евреев всего мира. Палестина станет средоточием еврейской культуры, убежищем для пострадавших от гонений, местом приложения сил для каждого из нас, цементирующим идеалом и источником духовного процветания евреев любой страны.

1929